Скрытый остров. Книга 1. Уходили мы из Крыма…
Шрифт:
Неизвестно сколько времени прошло, когда подсознание уловило что-то подозрительное, угрожающее. Он вынырнул из сна рывком. Где-то рядом была беда, от которой в железном шкафу не спрячешься.
Никаких звуков извне, кроме перестука колёс. Выглянул из шкафа – никого.
Прошёл в спальный вагон – ни единой живой души. Залез на крышу – караульные исчезли!
Пробрался на бронированную площадку – пусто. Панорамы и затворы с орудий сняты. Лёгкие пулемёты отсутствуют. Тяжёлые пулемёты испорчены ударами, очевидно, той самой кувалды,
Холодея от плохих предчувствий, Борис пробрался на место машиниста – никого!
От топки исходил сильный жар.
Он был единственным пассажиром бронепоезда-призрака, который по какой-то причине все покинули.
Борис осмотрелся: куда так резво несёмся?.. Замечательно… В сторону красных!
Скорее всего, пока Борис спал, впереди бронепоезда были разрушены пути или мост. Красные наседали, грозило окружение. Помощи ждать неоткуда. Команде пришлось спасаться пешком. Чтобы бронепоезд не достался врагу, его привели по возможности в негодность и пустили в сторону станции, занятой большевиками, – устроить крушение напоследок. Будто дверью в сердцах хлопнуть…
Борис злился – сам виноват. Незачем было вам, офицер связи штаба, по железным шкафам лазать!
Он посмотрел вдаль, куда убегали рельсы, совсем как богатырь на известной развилке… Прямо поедешь – большевики голову отвинтят. Назад погонишь – свои не поймут: может, специально спрятался, для красных бронепоезд хотел сохранить… Дороги вправо-влево, скорее всего, окончатся встречей с вражеским разъездом, короткой и бессмысленной перестрелкой, последним патроном для себя любимого… Тоже не вдохновляет.
Может, капитан, вам лучше на месте застрелиться? Борис умел управлять паровозом – научил друг, который осваивал эту науку на занятиях в академии Генерального штаба. Загорали они месяц на узловой станции и от нечего делать гоняли поезд в три вагона до ближайшего озера – искупаться и обратно.
Он может притормозить состав, спрыгнуть… Безмозглое железо страшного веса прогрохочет по рельсам к месту крушения и прервёт много людских жизней… Вдруг это будут жизни бывших однополчан, друзей? Может, и не бывших вовсе?.. Почему Настя, если жива, не может оказаться на пути этой неуправляемой паровой бомбы?..
Всегда так в России. Знали бы точно, кого прибить, чтобы жизнь наладилась, – сделали бы ещё вчера. Без разницы, какие бы богатыри на пути стояли… Увы. Пока лишь усердно дубасим друг друга, отчего всем только хуже.
Обычное дело в этих климатических условиях – результаты бурной деятельности противоположны желаемым целям.
Борис вспомнил слова неизвестного ему автора:
«Нам пращуры работу дали, Создавши Русь своим горбом: Они Россию собирали,
А мы Россию разберём…»
Возмутились косностью и несовершенством законов – получили разгул беззакония.
Выступили против тупости царских чинуш – впали в безумие гражданской войны.
В борьбе за жизнь лучшую многие жизни лишились… Конечно, всё равно надо было подниматься, бороться.
Если по-другому зло никак не остановить, значит – война. Это естественно…
Только вот мать говорила: кто без крайней нужды отнимает чужую жизнь – вредит своей, как бы что потом не обернулось.
– А если это плохой человек? – спрашивал он.
– Потом поймёшь, почувствуешь, – отмахивалась она.
Он понял потом: если на гражданской войне есть малейшая возможность не убивать соотечественников – не убивай. Если есть шанс не множить безумие, ненависть – используй его, чтобы меньше плодились, меньше расползались эти тёмные сущности.
Старайся изо всех сил оставаться частичкой разумного и порядочного мира – и ты сделаешь его чуть сильнее…
Борис остановил поезд, затем пустил его тихим ходом в сторону своих – чтобы поменьше идти пешком…
Через некоторое время он разглядел на дороге, идущей вдоль железнодорожных путей, одинокого всадника, который оказался увешанным котомками мужичком. Восседал он на убогой лошадёнке, передвигавшейся каким-то собачьим аллюром.
Борис остановил паровоз. Спустил пар. Вышел на дорогу. Придал лицу дружелюбное выражение, достал из кобуры револьвер. Жестом предложил всаднику остановиться.
Мужичок не предпринимал попытки скрыться – поезд военный, от пушек в степь не убежишь.
Грабить селянина Борису не хотелось. Он нащупал в кармане золотую пластину – его жалование за три месяца. Захватили как-то обоз махновцев с золотом, награбленным по всей округе. Эдакий музей на телегах: золотые кресты, украшения, портсигары, статуэтки. Командир долго маялся, что с этим добром делать – не лавку же открывать. С собой таскать хлопотно. Кто-то подсказал переплавить золотые вещи в пластинки, помещающиеся в кармане, – ими жалование и выдали.
– Послушайте, любезный, – обратился Борис к мужичку, показывая ему жёлтый металл. – Хочу обменять эту ценную вещицу на вашего чахлого пони…
Владелец животного и грязных котомок округлил глаза, замычал и попытался выразить свою мысль жестами. Возможно было предположить, что условия предлагаемой сделки подходили крестьянину не вполне.
– Хорошо, – улыбнулся Борис. – Понимаю. Хотите просто подарить лошадку, бессеребряный вы человек…
Мычание собеседника стало громче, жестикуляция энергичней.
– Ладно, – Борис посчитал сцену торга затянувшейся. – Слазь, джигит. Накатался уже…
Оседлав лошадку, Борис посмотрел на поникшего мужичка:
– Не грусти – это золото! Хорошие деньги. Даже если бы ты продал своё сокровище на котлеты лучшему кабаку Одессы – выручил бы меньше…
Пластинка полетела под ноги мужичку.
– И помни, селянин! – на прощание чеканил Борис, взобравшись на животное. – Обмен товаром – не грабёж! Армия – это спасители Отечества! Она вообще должна жить и кормиться у населения за русское спасибо…