Скрывая улики. Компиляция
Шрифт:
В течение пяти минут у меня во дворе собрался целый полицейский конгресс. Здесь был Пит, а также Ник Сабонис и почти все полицейские департамента, вне зависимости от звания. Заодно и Дилан заявился и вел себя так, будто он тут главный. Взгляд его был мрачен и серьезен — так он пытался скрыть свое ликование по поводу поворота событий.
Я рассказал Нику, что произошло, честно отрицая всякую осведомленность насчет того, как голова попала в огород. Я вспомнил, что Тара несколько ночей назад лаяла на кого-то в направлении огорода — возможно, именно тогда голова и была
Полицейские эксперты провели около моего дома еще около двух часов, а детективы отправились опрашивать моих соседей. Голову уже увезли на машине «скорой помощи», хотя, боюсь, пытаться спасти ее было уже поздновато. Не знаю, как насчет наших продвинутых медиков, но я бы и за миллион долларов не согласился делать ей искусственное дыхание.
Перед тем как уехать, Ник сказал, что патологоанатом исследует отрезанную голову сегодня же вечером, и Кевин отправился в морг, чтобы сразу же получить результаты вскрытия. Когда все разъехались, мы с Лори поднялись наверх, но не ложились, ожидая его звонка.
Кевин позвонил меньше чем через час.
— У нас проблемы, — сказал он. — В официальном заключении говорится, что голова отделена от тела, сожженного на складе, и это, естественно, означает, что время смерти совпадает. Кроме того, там сказано, что удар был нанесен со спины — возможно, убийца ударил сзади.
Это была вся информация, которую он раздобыл, и у меня почти не было вопросов. Мы оба прекрасно понимали, что дело висит на волоске. До сих пор все наши усилия были сосредоточены на том, чтобы обосновать возможность фальсификации смерти Дорси, поставить под сомнение тот факт, что тело, найденное на складе, принадлежит ему. Мы сделали на это ставку, успели завоевать доверие присяжных, а теперь это доверие рухнет и скорее всего никогда не восстановится.
Заявление Лори о том, что Дорси звонил ей, как теперь выяснилось, задолго после своей смерти, еще больше осложняло ситуацию. Присяжные сделают логический вывод, что она лгала, и, следовательно, будут сомневаться во всем, что бы она ни сказала. И что бы ни сказал ее адвокат.
Это полный провал.
Я рассказал Лори, что мы выяснили, и она восприняла новости спокойно, почти смиренно. Она была достаточно умна, чтобы понимать, что это значит для нашего дела и что Дилан будет делать с этим открытием.
И только когда мы легли в постель, она призналась, о чем думает.
— Энди, почему ты не спросишь меня — может быть, я и правда его убила?
— Лори… — начал я, но она перебила меня:
— Ты говоришь, что в этом деле все указывает на то, что меня подставили. Но ведь еще логичнее все указывает на то, что я действительно сделала это.
— Лори, это бессмысленный разговор. Нам нужно сосредоточиться на том, что по-настоящему важно. Я знаю, что ты его не убивала.
— Откуда? — Ее глаза сверлили меня, как пара лазерных лучей.
Я вздохнул — но что мои вздохи против лазерных лучей?
— Энди, — настаивала она, — откуда ты знаешь, что я невиновна?
— Просто знаю, и
Она покачала головой.
— Этого мало, — сказала она. — Мне нужно услышать факты — факты, которые заставляют тебя верить в мою невиновность.
Я не хотел отмахиваться от нее, а значит, придется поговорить об этом.
— Ладно. Ты посылала Стайнза, чтобы нанять меня?
Я продолжал, прежде чем она успела ответить, — вопросы следовали один за другим, благо рядом не было прокурора, чтобы протестовать.
— Ты посылала сама себя искать свою же собственную одежду, измазанную кровью? Ты просила меня представлять Гарсию в суде? Это ты убила Барри Лейтера? Факты, черт возьми, на твоей стороне, Лори. Просто я единственный, кому они известны.
Она помолчала с минуту, потом сказала:
— Спасибо тебе. У нас все получится.
Она поцеловала меня, отодвинулась и вскоре заснула. Ох уж эти женщины…
Мне в те дни не удавалось засыпать так легко, как обычно, а уж в эту ночь тем более. Вместо того, чтобы считать овец, я считал улики и так и этак подгонял новую информацию под свою теорию, гласящую, что «ничто не случайно».
Мне никак не удавалось понять, зачем нужно отрубать жертве голову, а затем тратить силы на сожжение тела. Однако в свете сегодняшних событий можно было допустить, что смысл этих действий состоял как раз в том, чтобы вызвать у нас сомнения в принадлежности тела Дорси.
Конечно, просто отрезать голову было мало — нашлись бы другие особые приметы на теле, по которым можно было опознать Дорси — например, шрамы, бородавки или какая-нибудь особая татуировка…
Я подпрыгнул на постели, вскочил и побежал в офис, где принялся лихорадочно копаться в папках, пока не нашел материалы, относящиеся к Стайнзу. Я нашел то, что искал, — протокол вскрытия. И, что гораздо важнее, фотоотчет о вскрытии.
Патологоанатом упоминал, что на теле Стайнза была обнаружена татуировка, и я принялся искать, нет ли ее на фотографиях. Ну разумеется, она была там, где и указывал протокол — сверху на правом предплечье. Однако даже сквозь увеличительное стекло я не мог разглядеть деталей, такой маленькой она была.
В свое время, в решающий момент дела Уилли Миллера, мне пришлось звонить Винсу Сандерсу, чтобы воспользоваться хитрыми приборами в офисе его газеты и увеличить фотографию, на которой я затем смог разглядеть номерной знак автомобиля. Тогда Винс весь исстрадался, как ему это неудобно, и это было в шесть часов вечера. Сейчас два часа ночи. И я собирался звонить ему, зная, что если бы был способ убийства по телефону, он бы меня убил.
Я позвонил Винсу домой, и через три гудка он снял трубку.
— Какого черта тебе надо, Энди? — возопил он.
— А как ты догадался, что это я? — сказал я, хотя понимал, что у него, должно быть, стоит определитель номера.
— Следующий вопрос, — великодушно ответил он.
— Ты не мог бы встретиться со мной в офисе твоей газеты? Я знаю, что уже поздно, но мне очень нужна твоя помощь.
— Не так она тебе нужна сейчас, как будет нужна, если я с тобой встречусь, — зарычал он.