Скрывая улики. Компиляция
Шрифт:
В исходе дела можно было не сомневаться: победный мяч шел прямо в ворота противника, и обе стороны это знали. Оставалось неясным, каков будет приз победителю, ответчики нервничали по поводу решения присяжных по этому вопросу. Потому они и потребовали отдельных слушаний по поводу документов о передаче имущества в собственность. Сегодня мы с Уилли собирались заранее обговорить свою позицию.
В первые месяцы после освобождения, особенно в первые две недели, Уилли стал настоящей знаменитостью. О нем писали газеты, его показывали по телевидению, он участвовал
В результате получился свежий и живой образ. Одно из своих интервью Уилли прервал вопросом: «Эй, а мне за это заплатят?» Другого журналиста он спросил о девушке-операторе, и когда ему сказали, что она не замужем, он пригласил ее к себе, непосредственно в прямом эфире. Она отказалась, но потом передумала и после шоу приняла его приглашение.
Были и неудобные ситуации, хотя Уилли, казалось, их совершенно не замечал. Когда его попросили сравнить мир сегодня и тот мир, который он покинул семь лет назад, он посетовал на то, что «цены на курево и бухло здорово взлетели».
Зайдя в офис, я застал Уилли и Эдну за приятной беседой. Начало я пропустил, но сразу понял, что Уилли шокировал Эдну, заявив, что никогда не видел кроссвордов и даже не слышал о них. Она предполагала, что такие люди существуют где-нибудь в джунглях Амазонки, живут в пещерах или на деревьях и могут не знать о благах современной цивилизации. Но здесь, в нашем офисе? Невероятно.
Уилли, казалось, нимало не смутился своим признанием — видимо, потому, что вообще никогда ничем не смущался. Он нехотя согласился, чтобы Эдна научила его основам разгадывания кроссвордов, что только усилило ее культурный шок.
— Двусмысленность, — сказала она, посмотрев в газету. — Шестнадцать букв.
Уилли обиделся.
— Я знаю, какая куча слов начинается на «не».
Эдна покачала головой.
— Нужно найти другое слово, которое значит то же, что «двусмысленность». В нем шестнадцать букв, и пятая из них — «р».
— А за каким чертом нам надо найти это слово? — спросил Уилли. — У нас ведь уже есть это слово «двусмысленность». Может, давайте лучше поищем слово, которого у нас нет?
— Уилли, отгадка «неопределенность».
— А мне казалось, вы говорили, что в этом слове шестнадцать букв. — Уилли принялся считать, загибая пальцы и тихонько бормоча под нос буквы. Закончив, он одарил Эдну торжествующим взглядом. — Здесь никак не может быть одиннадцать.
Мне на секунду представился кошмар: Уилли играет в слова с Лори; затем я нарушил идиллию и повел Уилли к себе в кабинет. У него был черный пояс по карате, но я почему-то уверен, что если бы не мой приход, Эдна бы его убила.
Не успели мы начать разговор, как позвонил Пит Стэнтон. Он нашел примерно столько же информации
Это значительно осложняло ситуацию. Если он подписал соглашение «адвокат — клиент» фальшивым именем, соглашение не имело законной силы. Неясно было, освобождает ли это меня от обязательств хранить его тайну или нет. Надо было выяснить, но я отложил это: неопределенность, будь Эдна неладна, сейчас как нельзя кстати, пока я не решил, чего хочу относительно неразглашения тайны Стайнза.
Мое решение было «и вашим, и нашим». Не обнаруживая, сколь мало я знаю о личности Стайнза, я использую кое-какую информацию, полученную от него, чтобы помочь своему клиенту. Я встал на шаткую почву, но другой опоры у меня нет, а защищаться придется.
Я позвонил Лори и осторожно намекнул ей, что получил информацию о неких возможных уликах по убийству Дорси. Описав местность позади стадиона Хинчклифф, дословно используя речь Стайнза, я попросил Лори проверить информацию, и если она найдет что-нибудь, ничего не трогать и позвонить в полицию.
У меня было предчувствие, что эти улики могут быть полезны для доказательства невиновности Оскара. Я не буду помогать властям, указывая им на Стайнза, но если они сами найдут место убийства, моя совесть будет почти чиста.
Вернувшись к Уилли, я коротко изложил ему новости насчет его иска. Оба наших противника согласились, чтобы их представлял один адвокат, с которым надо будет встретиться на этой неделе. К тому же я лишний раз подчеркнул то, что говорил ему уже по меньшей мере пять раз: сколько бы денег он ни получил от Филиппа Ганта, именно на эту сумму уменьшится наследство моей бывшей жены, Николь. Мы с Николь не разговаривали с тех пор, как ее отец был арестован, но для меня это и по сей день было внутренним конфликтом. И этот конфликт не должен был затрагивать интересы моего клиента.
Мы еще не обсуждали вероятную сумму вознаграждения, которую Уилли может получить, и нечего было и гадать, что решат присяжные по этому вопросу. Взвесив все обстоятельства, я подумал, что реально — претендовать на пять миллионов долларов, и именно эту цифру назвал Уилли. В ответ он стал издавать странные звуки — нечто среднее между хрипом и рыданием. Я даже испугался за его здоровье и подумал, не позвонить ли в службу 911. Но вскоре он настолько отдышался, что сумел вымолвить:
— Пять миллионов долларов?
— Но я рекомендую не соглашаться.
— Не соглашаться получить их? — Он опять захрипел. — Ты хочешь сказать, я должен отказаться? От пяти миллионов долларов?!
— Да. Я считаю, что ты должен требовать увеличения суммы до десяти, не считая моих комиссионных.
— Десяти чего? Миллионов?
— Миллионов, — кивнул я. — Речь идет о почти семи годах. Разве твоя жизнь не стоит по меньшей мере полтора миллиона в год?
Он взял себя в руки, пытаясь переварить то, что только что услышал.