Скуф. Маг на отдыхе 2
Шрифт:
— Ну… Ну ладно.
Лёха сунул руку в карман, достал горсть семян и рассыпал их прямо по дороге. Поколдовал чутка до полного созревания секунд тридцать, из земли взошёл плотный такой кустарник с россыпью меленьких белых цветов, затем вырвал растение с корнем, отряхнул этот самый корень о колено и засунул в рот.
— Ну пошли, — сказал Лёха, с чувством хрустнул корнем, а вершки выкинул на обочину. Изо рта у него тут же пахнуло валерьянкой. Вот только не спиртовой, а такой… приятной и менее агрессивной.
—
Ну мы и двинулись потихоньку вслед за толпой. Я, Лёха, Мишаня, а позади альтушки, кто откуда, в стайку собрались.
Идут, ржут о чём-то своём со спокойной душой. Ну а оно и понятно, почему со спокойной… Косяк-то в кои-то веки не от них прилетел.
Мне им по-хорошему ещё за ловлю кабачков баллы начислять.
А в моей способности разруливать всякое они уже не сомневаются. Так что всё происходящее воспринимается сугубо как развлекательное мероприятие. Этакая дискотека на свежем воздухе. «Опен эйр», только с вилами.
Итак…
Толпа разгневанных селян окружила мой участок. А лидером толпы, как нетрудно догадаться, была Валентина Ивановна, председательская тёща. Она и без того бабка боевая — я бы даже сказал «кровожадная» — а как улучила возможность поруководить бунтом, так и вовсе осатанела.
— Кузьми-и-и-и-и-ич! — орала она похлеще кабачка. — Выходи, паскуда! Держи ответ перед народом, по что нас погубить хотел?
Но вот что приятно, сами на участок люди не заходили.
Вообще ни ногой.
Боятся?
Уважают?
Хм-м-м… Пожалуй, боятся и уважают. А главное, в полной мере осознают последствия любых опрометчивых действий касательно моей собственности.
Так что топтались они возле калитки и всё пытались Кузьмича добром выманить.
А тот, ясен хрен, ни в какую. Он бы и рад, наверное, выйти и объясниться, да только его Фонвизина с Шестаковой к крыльцу садовым шлангом привязали. Трепыхается, бедняга, в шортиках своих на подтяжках, глаза пучит, орёт чего-то оправдательное, а освободиться — никак.
— Выходи, австрияка подлый! Мы знаем, что это всё ты!
— Покайся перед народом, за что ты нас погубить хотел?!
— Мы ж к тебе, как к родному!
Ситуация, короче говоря, патовая.
— Кхэм-кхэм! — прокашлялся я, подбавив в голос чуток магии, так что до самых громко орущих он дошёл, дождался, пока все взгляды сойдутся на мне, и сказал: — Алексей Михалыч хочет вам всем кое-что сообщить.
Над Удалёнкой повисло молчание.
Тревожное такое, прямо ух.
Не…
Лёху в СНТ, конечно же, знали. И знали хорошо. Видели редко, но это только добавляло его фигуре в глазах селян жутковатого ореола.
Так что поторапливать друида, который, по слухам, — тем самым, которые я сознательно не опровергал — в одиночку выбил армию Лича из захваченной Варшавы, никто не решался.
Ни поторапливать, ни дерзить, ни уж тем более возмущаться из-за возникшей паузы никто не стал. Наоборот, уставились как звезду первой величины, опоздавшую с началом концерта на полтора часа.
— М-м-м-м-м, так, — начал Лёха Чего. — Идите-ка вы все на площадь и разжигайте костёр. Большо-о-о-ой костёр. Хороший.
— А зачем? — вскинула бровь Валентина Ивановна.
— Я вам Кузьмича приведу.
— Отлично! — бабка воздела к небу вилы. — Алексей Михалыч на нашей стороне. Сожжём гада! Сожжём дотла, ведьмака забугорного! За мной, соседушки, за мной!
С тем агрессивно настроенная толпа развернулась и зашагала к площади. На мой немой вопрос Лёха сказал:
— Вы тоже подходите, — и добавил ещё: — Я всё устрою.
Ну…
Ладно…
Раз Лёха сказал, что всё устроит, значит, так оно и будет.
— Группа «Альта», за мной, — скомандовал я. — Пускай Лёха с Кузьмичом сам пообщается.
Точно так же, как и до моего дома, до площади мы с девками шли в арьергарде. И к моменту, когда мы подоспели, Валентина Ивановна уже распорядилась таскать из домов поленья и ломать на дрова всяческий сухостой. Гора получилась на загляденье.
Такие обычно в народе жгут, когда Купалу празднуют.
— У кого есть зажигалка?!
Кусты и прочая хворостина вспыхнули моментально, август выдался сухим и жарким, ну а через минуту занялись и дрова. Прямо на площади разгорелся кострище; высокий и жаркий. А Валентина Ивановна негодовала по той причине, что в центр костра забыли вставить цельное бревно, а лучше вообще столб…
Ну…
Чтобы было к чему Кузьмича привязывать.
Да и про него самого за приготовлениями малость подзабыли.
— Василий Иванович? — абсолютно спокойно и как бы между делом обратилась ко мне Её Сиятельство Фонвизина. — Мы же не разрешим им умертвить Вильгельма Куртовича?
— Конечно, не разрешим.
— А что же в таком случае происходит?
— Пока не знаю, — сказал я, заприметив приближающиеся силуэты Кузьмича, Чего и Мишани. — Но скоро узнаю. Всё под контролем, — добавил на всякий случай, потому как Лёхин растерянный вид подобного чувства ни разу не внушал.
Толпа вновь утихла. Слышны были лишь треск костра да злобное хихиканье председательской тёщи.
Лёха, Кузьмич и Миша шли через толпу, словно следуя какому-то безумному ритуалу. Люди молча расступались перед ними, давая дорогу к костру.
Лёха озирался и чуть морщился, словно кот, способный в любой момент сдёрнуть в какое-нибудь укрытие. В руках он держал охапку шампуров.
Кузьмич же напротив, шёл, задрав вверх бородёнку, гордый и готовый пострадать за свои убеждения, словно Джордано Бруно. Даже его потешные шортики в этот момент смотрелись органично.