Скуф. Маг на отдыхе 3
Шрифт:
— Всё ещё хотите судебного разбирательства?
— Я… Я… Я…
— Да хорош уже! — рявкнул я. — И сядь ты уже, наконец! В глазах рябит!
Короче говоря, князь Несвицкий был окончательно сломлен и раздавлен. Но не разорён, насколько я понимаю. Ирка вообще не пацифистка, никогда не замечал за ней такого, но, кажется, она его чуточку пожалела.
Так я подумал сперва…
А потом по хитрым переглядкам моей сестры с юристом и финального документа, по которому Несвицкие продолжают существовать как род, но платят нам пожизненные репарации, всё понял.
Пару ресторанов в центре столицы, к примеру. Явно же не ради дохода их держат, а ради понтов или «отмывки капиталов». Теперь понтоваться не перед кем, «мыть» нечего, придётся взаправду народ кормить.
Что ещё было в этом документе?
Княжеский род должен принести публичные извинения. Не извинения даже, а опровержение, поскольку в СМИ моя фамилия не светилась, и хорошо бы, чтобы так и продолжалось дальше.
Короче…
Князёк должен был заявить о том, что это его отпрыск создал опасную для окружающих ситуацию, за что и поплатился.
Всё.
Род Несвицких не имеет никаких претензий ни к роду Скуфидонских, ни к группе «Альта» и в дальнейшем не собирается мстить, злоумышлять, распространять слухи и далее, далее, далее…
Очень пожалел, что Куцевич не присутствовал на махаче с демонами. Уж он бы Чамару развёл по самое не балуй.
Куда там три желания, она бы до конца времён потомкам Скуфидонских тапочки приносила.
— Ну что ж, Ирина Ивановна, поздравляю вас, — хохотнул я уже на крыльце Несвицких. — Вы теперь крупная промышленница.
— Спасибо, Василий Иванович, — шутливо поклонилась она. — И вам того же.
— Кстати!
Чего откладывать в долгий ящик? Прямо сейчас и сообщу Владим-Санычу о том, что у него поставщик сменился.
— Алло! Владим-Саныч, привет! Скажи, а тебе нужны гандамы? Да нет… с чего ты взял? Трезвый я. Погоди-погоди… не понимаю… при чём тут твоя вазектомия? Роботы, спрашиваю, нужны? Большие такие, боевые, пиф-паф, бы-ды-дыщ. У меня сестра массовое производство запускает. Решила потрудиться на благо Империи ещё и как промышленница. Ага. Ага. Ну тогда приезжай в Удалёнку, покажу опытный образец. Будешь? Отлично. Ну всё тогда, пока.
Так…
Гринёв уже давно в курсе всего, прямо сейчас со студентиками работает. Вот только не знаю, какими методами. То ли подписку о неразглашении под подпись сунет, а то ли под гипнозом память сотрёт.
Владим-Саныч в курсе про роботов.
Державин, значит, остался. Надо бы ему трупешники демонов сгрузить и насчёт Дольче пошушукаться. Чтобы всё дело её замял и уничтожил. Нам очередные «Свидетели Ада» ни к чему.
О!
Вспомнишь оно, вот и оно. Сам звонит.
— Степан Викторович, здорова. А я как раз сам собирался тебе звонить. Угадай, по какому поводу? — улыбнулся я.
И подумал ещё, что, наверняка, у министров какой-нибудь свой
— Хе, — как-то неуверенно посмеялся Державин мне в ответ. — Хе-хе-хе. Вряд ли из-за родительских дней.
Я пока что замолчал, потому как вообще не понял, о чём речь.
— Скуф?
— Да? Чего? Какие ещё «родительские дни»?
— А тебе разве не говорили? — и снова этот смех провинившейся гиены. — К тебе сегодня после полудня делегация приехать собирается.
— В смысле «собирается»? Куда она собирается? С какого хрена она собирается?
— Слушай, не злись, я тебя умоляю. Институт во многом спонсируется за счёт комитета попечителей, и во главе этого комитета стоит Её Сиятельство Елизавета Григорьевна Фонвизина…
— Фонвизина?! — я аж крикнул.
— Что? — тут же отозвалась Оля.
— Ничего-ничего, — я зажал телефон ладонью. — Елизавета Григорьевна — это матушка твоя?
— А что?!
— Едет к нам.
— Твою мать! — шарик над плечом Ольги Сергеевны вспыхнул, как адские врата; и да, я теперь знаю, как эти самые врата выглядят, поэтому могу прибегать к подобным сравнениям.
— Алло, — вернулся я к разговору с Державиным. — Продолжай, пожалуйста.
— Ага. Продолжаю. Её Сиятельство и без того очень активная и деятельная особо, а поскольку у тебя ещё и дочка её практику проходит, то вот она и решила к тебе в гости наведаться. Официально это дружеский визит, а по факту проверка. Будут смотреть, как живут курсанты, где спят, чего едят, не ущемляешь ли ты их и…
Я молча сбросил вызов. Очередной раз убедился в том, что Державин — сутулая собака, а затем начал судорожно вспоминать, что у нас там дома происходит и…
— Трупы! — вырвалось у меня. — Гандам! Кабачки! Кактус!
И чердак у меня… скажем так, не для посторонних глаз. А ещё ведь:
— Шестакова?!
— Да, Василий Иванович?
— Ты ничего запрещённого дома не хранишь?
— Ну-у-у-у, — протянула альтушка. — Смотря что считать запрещённым?
— Аа-а-а-ай, блин!
Я бегло глянул на часы. Время чуть перевалило за десять. Час на дорогу и час на то, чтобы настроить идиллическую картинку происходящего.
— По машинам! — крикнул я, а сам тут же начал звонить Кузьмичу, чтобы на всякий случай ещё несколько замков на чердачную дверь навесил…
Глава 19
Ненавижу суету.
Ненавижу суетиться.
— Оль, ты хотя бы примерно представляешь, сколько человек в этом комитете?
— Без понятия, Василий Иванович! — ответила Её Сиятельство, перекрикивая льющуюся воду.
Вся с ног до головы в пене юная княжна в темпе рио-рита драила посуду. Не знаю как, но за время вчерашнего ночного бдения альтушки умудрились перепачкать всё. Вот прямо вообще всё, вплоть до венчиков и шумовок. Искренне не могу понять, что они ими делали, но факт есть факт.