Скульптор с Олимпа
Шрифт:
Настенные часы показывали «без пяти Новый год».
Извинившись перед Юлей, Николай обвёл взглядом сотрудников. В его глазах появилась решимость, быстро подошёл к столу, вилкой постучал по бокалу:
– Дорогие мои! Как поётся в известной песенке: «Пять минут, пять мину-ут…»
Пора к столу. Но прежде, чем зайдёмся в радостном вопле в честь Нового года, я предлагаю обещанный сюрприз. Прошу кавалеров наполнить бокалы, каждый должен откупорить по бутылке с шампанским.
Я специально припас целый ящик, не скупитесь – всем хватит. Повторяю, каждый должен открыть свою бутылку.
Время, время, джентльмены, – снова постучал он по бокалу для тех, кто замешкался. – Бутылку поставьте перед собой. Начинаем открывать, не церемоньтесь, пожалуйста, один раз в год бывает Новый год. Пробки в потолок, нАчали!
Подвыпившие мужчины, поддавшись общей эйфории, спешно откручивали проволочные держатели на пробках, послышалась канонада: золотисто-пузырчатые струи устремились в потолок.
Колян пошёл дальше: выстрелив пробку, он направил створ бутылки, как ствол брандспойта на стоящих напротив и, встряхивая, прижимая отверстие пальцем, стал поливать всех, как это делают на пьедестале почёта победители авторалли после награждения.
Послышался визг, крики, кто-то полез под стол, кто-то пытался отвести «дуло» от себя, но вот полетела ответная струя в Коляна. Все, как безумные, поливали друг друга.
Это длилось минуты три. В тишине громко ударили настенные часы с боем. Народ замер. И тут Колян воскликнул:
– Шампанского дамам! Что же вы, господа?! Забыли о Новом годе? Загадываем желания и подымаем бокалы за то, чтобы наша жизнь в следующем году была такой же фонтанирующей, радостной и счастливой! Гип-гип – ура! Троекратно, все вместе, ну!
Грянуло троекратное «Ура-а-а!!!»
С последним ударом кинулись обниматься, поздравлять друг друга. Праздник покатился дальше, тосты, хохот и всё остальное по полной программе – широко и раздольно.
А мне вдруг подумалось, что, может в таких вот моментах и проявляется то, что иностранцы называют «загадочной русской душой…»
Махара
Впервые я приехал на Кавказ в августе середины семидесятых годов прошлого века. Шёл по улицам курортного городка, и повсюду у частных домовладений с плодовых деревьев свисали, падали на землю и на асфальт спелые сливы, груши и яблоки.
Меня это поражало, поскольку я приехал в отпуск из Сибири, и у нас там ничего подобного нет, такое обилие пропадающего добра, здесь никого не интересовало: падает, гниёт, его топчут. Украдкой поднимая спелые плоды, обтирал их ладонью и ел.
Я приехал погостить к родственникам на месяц из шахтёрского городка, где восемь месяцев зима и холода, и всё, как в чёрно-белом кино: белый снег, который, не успев лечь на землю, становился чёрным из-за вечно дымящихся терриконов из-за летевшего пепла, оседающего повсюду. Пепел забивался в двойные рамы оклеенные бумагой окна, к весне его набиралось до половины, ухудшая освещённость помещений.
В семидесятые годы у нас в магазинах не найти было на прилавках фруктов и многого чего днём с огнём, что лежало свободно в магазинах курортных городов Кавминвод. Здесь продавались колбасы, сыры и другие деликатесы. Что ещё удивительно, было множество различных вин: «Улыбка», «Каберне», «Кагор», «Портвейн», «Чёрные глаза»…
О существовании многих вещей, живя в Сибири, я даже не подозревал. У нас там на прилавках стояла только водка, «Шампанское». Пиво «Жигулёвское» на улице - бочковое на розлив. В ресторанах ассортимент конечно побогаче, но часто ли рабочий человек мог позволить себе отобедать в таком заведении?
Друг попросил привезти сухого вина с Кавказа, я спросил: «Оно что порошковое, как горчица или молоко?»
«Нет, - ответил он, - приедешь, увидишь…»
Конечно, не все были такие «дикие», как я, но и они не все могли пользоваться дарами юга…
Приехал я, однако, не только посмотреть как люди живут, а с прицелом: чем чёрт не шутит, может, удастся перебраться в эти благословенные края. Никто меня с семьёй не обрекал на вечную жизнь под небом Сибири, хоть и прекрасной по-своему, но хотелось чего-то более тёплого…
Родственница моей жены Вера Григорьевна работала главным бухгалтером Пятигорской маслосырбазы. Благодаря этому обстоятельству во время моего отпуска открылась потрясающая возможность ознакомиться гораздо глубже и ярче с уникальной природой Кавказа.
* * *
Наш бело-синий старенький ПАЗик медленно и натужно ехал по горному серпантину, поднимаясь всё выше и выше. Цель путешествия - малоизвестный перевал среди бесконечных красот кавказских гор Гондарай-Махар, местные его называли просто - Махара.
Ехали мы не к перевалу, а в живописное место долины Махар-Су, где протекала горная река. Почему-то называли её истоком Кубани. Может, это был один из них, впрочем, для меня это было не столь важно, я приехал не за географией, а за впечатлениями.
В горной реке, бешено стекающей с гор, водится форель, а в самой долине, говорят, встречаются бурые медведи.
Местные пастухи здесь пасут баранов на сочной траве у суровых хребтов, стоящих словно нарты-исполины. Выше на их отрогах водятся гордые туры, яки, полудикие коровы, лошади, козы.
В «ПАЗике» нас ехало человек десять, за давностью лет всех не припомню, с нами были два карачаевца, а также мои родственники Вера Григорьевна с мужем Борисом Тихоновичем.
Ради Веры Григорьевны, собственно, и был устроен её друзьями из Нальчика двухдневный пикник с ночёвкой. Я удачно вписался, как родственник, в эту тёплую компанию. Ехали ещё несколько коллег Веры Григорьевны и соответственно сотрудники карачаевцев из Нальчика.
Всё было заранее продумано и снаряжено по высшему разряду – гостеприимство, как известно, на первом месте у горских народов. Перед поездкой был зарезан и освежеван молодой барашек, приготовлена фляга айрана (кисломолочный напиток) и другая провизия. Также – палатки, спальные мешки.