Скульптура сна

Ромм Михаил Давидович

Мороженое. Аниме

На снежинку внезапно брошенный,Обнажённый, горячий взгляд:Ангел лакомится мороженым,И от счастья крылья дрожат.Вот колени, голени голые,Сладок чувственных губ изгиб,Чуть трепещут веки тяжёлые —Не смотри, а не то погиб!Улыбнётся – и разум побоку,В голове золотая пыль.Ангел линией, лодкой, облакомРастворится среди толпы.

Час колбас

Час колбас и ананасов,Стёкол лёд и струйных вин,В блюде плачущее мясо,Серп сыров и осетрин.Опрокинутая люстра —Как латунная латынь,Сладким чавком, хрюслым хрустомХрусталей и сочных дынь.В голове голодной грёзой —Ослепляющая муть,Бликов призрачные звёздыНоровят в живот пырнуть.

Йодомарин

Надевает старый Пан очки,Бродит медленно по клетке,Где кусочек моря в баночке,В белой маленькой таблетке.Шевелятся крабы, блики и рачки,В изумруде моря очумело.Щурит Пан глаза – слепые дырочки,Видит море он в кусочке мела.Так сидим вдвоём – прогресс и я,Друг за другом наблюдая.Что ж! Осенняя депрессияНас обоих донимает.Надо бы на небо формуляр внести —Отпусти, мол, Боже, с тесной кухни.Впрочем, завтра мы достигнемсингулярности,И тогда само всё это рухнет.

Анна

Анна – красное на белом.Голос ангела извне.Боль-блудница смуглым теломНа белой лежит простыне.Остро-дрожащие розы,Охваченные зимой —На белизне пастознойРастрёпанный ангел мой.Выплеснув алым звукомБелый гимн тишине,На горечь, на злость, на мукуДаровано счастье мне.

У огромного Бога

Наших маленьких жизней – насу огромного Богатак многов ладонях… и,по правилам грубой игры,как бы он ни старался…драчливых, убогихне удержит никак:кого-нибудь – раз —и уронит.А на вымершем Марсеи вовсе гуляет сквозняк.

Влез лис

Влез лисна леса,снял сольс колеса.Лес – лазв небеса,соль – слёзголоса.Лес – садласковых лоз.Рос свет —кладезь полос —плёл плотьи угасал.Лес лиссветом лизал.

Хрущёвки

Ничего не замечая,Сокрушительный и ловкий,Сильной лапой кран ломаетРёбра тонкие «хрущёвки»,В груде балок плесневелыхПод рукою беспощаднойОбнажая кафель белый,Неожиданно нарядный.Кафель белый – жизнь чужая,Чьи-то грёзы и надежды.Кто теперь по ним скучает?И кому грустить о прежнем?Опускается рука ведь,Только сыплются дощечки,Рушит стены, рушит памятьВнутри крана – человечек.Смотрят праздные зеваки,Не уходят, созерцая:Их соседние баракиРазрушенья поджидают.Поджидают в тёмных окнах,В серых домиках из вафель,Где пелёнки в кухнях сохнут,Где поглаживают кафель.

В скором поезде

Сплошь борщевик, кусты ракиты,И полевая россыпь трав,На небе облака разлиты,От образов своих устав.Хвосты растрёпанные перьевПеребирает высота,И математика деревьевНа первый взгляд вполне проста.Вперёд несётся поезд скорый,И за окном скорей, скорей:Повторы, вечные повторы,И умножение дробей.В окне меняются фрагменты,И в них уже признать готовПо кругу пущенную лентуИз одинаковых кусков.Но режиссёр – неэкономный,И точно скроены куски,И всё мерещится огромным,Неповторимым до тоски.В еловых лапах тонкой вязи,В нарядах пёстреньких берёз,И мнимое многообразье —Однообразный стук колёс.

Туманность Андромеды

Я читал «Туманность Андромеды»,В тот момент, когда меня нашли.Продолжались разума победы,К звёздам отправлялись корабли.Лето. Сосны. Пионерский лагерь.Флаги. Конкурс песни строевой.Вечером, по испареньям влаги,Все на танцы двинулись гурьбой.В книжке мир так хорошо устроен,Все народы – дружная семья…Чтоб меня оставили в покое —Это всё, к чему стремился я.Вспоминаю полную печалиМузыку, звучащую вдали.Звёзды равнодушно наблюдали,Как меня лупить поволокли.

Ахматова

Как будто в сон, проваливаюсь в книжку,Где девы смуглые, не знавшие любви,Где васильковоглазая малышка,И где возводят зданья на крови.Лиловый зимний город остро пахнетХолодных мандаринов кожурой,И нет тоски, и горечи в слезах нет.Всё собрано в кристалле темнотой.Те павшие – расстрелы, как медаль им,Им дым отечества, не сладкий – горький дым.Но всё это становится хрустальным,Изысканным, желанным, неземным.И сыплется расстрелянное счастье,Пронизывая опустевший век,Как лёгкие будёновские части,Летит за взводом взвод, за снегом – снег.И всё уже сливается в метели,Всё кружится – поди, останови!Там смуглая играет на свирели,И девушки, не знавшие любви…

В вечном городе

В вечном городе пляшущие монашки,Листья оливы, скрученные жарой,В твоей памяти, как будто в чужой рубашке,По потрескавшейся мостовой.Светло-серые зеркальца двериВ глубину забирают мой взгляд.На колоннах мраморных звериСтерегут соловьиный сад.Точно пьяный христовой кровью,Я чужое мерцанье пью.Сон, склонившийся к изголовью,Караулит добычу свою.

Не включая свет

Сижу я, не включая свет,И сумерки встречаю,И думаю, что смерти нет,Как дна у чашки с чаем,И вся дневная копотня,Ловушки и препоны —Всё просто повод для меняСмотреть в проём оконный,Где собирается гроза,Где липа жмётся к раме,И спит фантазий бирюзаВ разворошённом хламе.Так с темнотой растёт мой храм:Диван, компьютер, телик,И божество теперь я сам —Застрявший в этом теле.