Скверна
Шрифт:
Безгрешными? Хорошая шутка… Сомнений в том, кому власть досталась после войны, не было никаких. Ример полистал книгу.
И древо взросло до самых небес, черное, как кровь, и сильное, как все те, кто пожертвовал свои жизни. По воле своей создал он его, по велению сердца, чтобы служить роду Има, и молвил он: «Вот мой трон».
Ример огляделся. Он чувствовал, что за ним наблюдают, и его внезапно охватил стыд. Он разломал древо. Трон Всевидящего. Воспоминание об этом оставалось беспощадно живым. Дождь из
Он захлопнул книгу. Достаточно лжи. Теперь ему нужна правда.
Ример нашел пастыря, седоволосую женщину со следами чернил на пальцах, и спросил у нее про книги о Потоке.
– Двумя этажами выше, – ответила она и указала: – Юго-западная часть, двенадцатая полка. Я могу принести то, что ты ищешь.
– Спасибо, я сам люблю искать, – сказал он. Женщина тепло улыбнулась, как будто у них появилось что-то общее.
Ример поднялся по лестнице, нашел двенадцатую полку и стал изучать ее. Здесь в основном находилась поэзия. О Потоке, о природе, о любви. Но были и другие вещи… Он вытащил книгу в зеленой обложке под названием «Происхождение». Ример ощутил нетерпение. Предвкушение. Надежду. Страницы были настолько тонкими, что он испугался, как бы они не растаяли в его руках. Он принялся нетерпеливо читать.
Поток, источник жизни… Был здесь прежде всего остального… Появился первым. Сила творения… Баланс.
Он перепрыгивал через слова, абзацы, целые страницы. Это не ново. Но потом…
Набирны настолько сильно жаждут Потока, что многие лишились из-за этого жизни, в результате чего появилась известная поговорка «каждому ворону по трупу». Но по моему глубокому убеждению, смерть, которую они причинили, дала нам необходимую силу для борьбы с ними. Смерть поборола смерть. Всевидящий – это слепой, он формирует Поток так, как не может никто из рода Има. Но несмотря на это, слеповства боятся и презирают во всех уголках Имланда. Поток – как его используют слепые – считается насмешкой. Он слишком сильно связан с ними и способен довести до гниения и уничтожения. Даже до утраты нами души, по мнению людей, которые живут подо льдами севера.
Ример закрыл книгу.
Слеповство. Поток, как его используют слепые.
Он видел его собственными глазами. Видел, насколько быстро мог передвигаться слепой. И воду, которая превратилась в песок и начала сыпаться через край водопада как песок в песочных часах. Что это, если не слеповство? Колдовство. Неужели только слеповство способно вновь пробудить камни? Урду это удалось…
Ример услышал хлопок позади себя, вздрогнул и обернулся. Это она, женщина, которую он недавно разглядывал, уронила на пол книгу. Что он за Колкагга, если не знает, кто находится в одном помещении с ним? Ример поднял книгу и протянул ей. Женщина улыбнулась и взглянула на него из-под тяжелых век. Он узнал этот взгляд. Уверенный в себе. Призывный. Но, казалось, она флиртует вполне естественно, и флирт – просто часть ее естества. Губы женщины были необыкновенно пухлыми и как будто требовали, чтобы к ним прикоснулись. Трудно не таращиться на них.
– Я уже видел тебя, – произнес он.
Она взяла книгу из рук Римера, положила к тем, что несла, и проскользнула мимо него. Ее рука задела Римера. Он ощутил запах цветов. Женщина направлялась к галерее. Ее хвост покачивался в такт шагам. Он был украшен позвякивающими кольцами. Густые прямые волосы темного цвета доходили до середины спины.
Она бросила взгляд на Римера через плечо.
– Я танцевала для тебя, Ворононосец, – сказала она так мягко, что ее слова прозвучали как начало стихотворения.
Он пошел за ней, зная, что именно этого она и хотела. Женщина опустила книги на читальный стол. Две книги о танцах, а заголовка третьей он не видел.
– Для меня с детства никто не танцевал, – сказал он.
– Ты забыл собственную церемонию, Ворононосец?
Она права. Тот день, когда он стал носить ворона. Праздник. Танцовщицы на лестнице.
– Ример. Меня зовут Ример.
– Ну что же, у нас больше нет ворона, которого надо носить…
Ее откровенные слова приносили облегчение. Прядь волос упала с плеча, и женщина узкой ладонью убрала ее за спину. Это быстрое движение стало небольшим танцем. Казалось, каждое ее движение рассказывает какую-то историю. Неудивительно, что мужчины готовы платить большие деньги, чтобы увидеть ее танец.
Расстегнутый ворот на ее блузе ложился на грудь так, что на него невозможно было не обратить внимания. Она сложила книги стопкой. Том, названия которого Ример не видел, переместился наверх. «Искусство радости» было написано на обложке над рисунком, изображавшим мужчину и женщину в невообразимой позе.
Внезапно Ример ощутил опасность. Как в драке в тот миг, когда преимущество переходит на сторону противника. Он кашлянул и развернулся, чтобы уйти. Женщина остановила, опустив на его руку свою теплую ладонь.
– Я Дамайянти, – сказала она. – Но ты это уже знаешь.
Он вновь взглянул на нее.
– Нет. Прости, если я должен знать, но я тебя не помню.
Она коснулась пальцем губ, как будто собиралась укусить его, но не укусила.
– Правда? В таком случае это многое говорит о тебе.
Ее взгляд упал на книгу в его руке.
– А вот я слышала о тебе, Ворононосец. Того, что ты хочешь узнать, не найдешь ни в одной книге. А тот, кто знает, едва ли решится даже шепотом рассказывать об этом.
Она взяла свои книги, прижала их к груди и повернулась к нему спиной.
– Но это относится не ко всем. Заходи как-нибудь посмотреть, как я танцую, Ример.
Она зашагала к выходу; он проследил, как она удаляется. Танцовщица слышала о нем. Как все. Но он редко задумывался, что именно они слышали. Теперь Ример ощущал невольное любопытство. Совет хочет, чтобы он завел семью. Дал клятву верности. Что они скажут, если он явится к ним с такой женщиной, как Дамайянти? С танцовщицей?
Они возненавидят его. Придут в ярость. Станут угрожать. Начнут рвать оставшиеся на их головах редкие волосы.
Ример не смог сдержать улыбку.
Вредитель
Яблоко было свежим и зеленым. Без единой морщинки. Без следов плесени. Без гнили. И сколько недель оно пролежало? Много…
Хирка нажала на кожуру, но она не поддалась. Ветви деревьев на кладбище уже совсем оголились, а она держала в руках яблоко, сорванное будто вчера.
Она положила его на подоконник. Пусть другие поступают как знают, но она не вонзит зубы в то, что отказывается умирать. Она не дура. В сказках такие вещи всегда отравлены.