Скверная жизнь дракона. Книга шестая
Шрифт:
— Сначала я хочу поговорить с ним, а потом… Вечером решим этот вопрос. Но я тебя услышал, если что, запрещать не буду.
— Спасибо, господин.
Хашир кивнул, но вперёд не пошёл, всё так же неуверенно переминаясь с ноги на ногу у начала скверного места. Я же вновь осмотрел округу. В этом месте, помимо полёвки, обитали ещё три порождения: ветка дерева, но не ветка; змея, но не змея; и Цумногский тушканчик скверны. Было бы замечательно узнать, что творилось в голове у разумного, давшего такое имя прыгающему кенгуру с острыми когтями вместо передних лап — но именно сейчас я надеялся, что эти тушканчики скачут где-то в глубине леса и в нашу сторону не направляются.
—
— Смотрю, чтобы твари к нам не шли. Никого поблизости нет, это хорошо, — я пристально посмотрел на эльфа, достав из внутреннего кармана свиток с «Паутиной». — Давай, Хашир, воспользуемся моментом, пока тварей действительно нет рядом. Ну, давай.
Хашир глубоко вздохнул, прочитал молитву Тону по имени Гламартон, ещё раз вздохнул — и сделал шаг вперёд. Я присел с левой стороны норы, подняв правую руку со свитком. Хашир шёл медленно, преодолевая в минуту несколько метров, не отрывая ног от набухшей земли. Всё так же каменистая, она не превратилась в жижу или грязь, но местами сильно вспучилась.
В вертикально идущей норе тварь подрагивала хитиновыми пластинами. Её верхняя часть, её голова, похожа на крысу или опоссума. Вот только этому грызуну напрочь отрезали нос по самые глаза, запаяли рот, а на горло приделала клюв как у кедровки, схлопнутый крест-накрест. Крысиных лап у твари нет, зато всё её тело покрыто розоватым хитиновым панцирем варёной креветки. Самая первая полукруглая пластина нависает над двумя чёрными глазами без зрачков. Нижняя же часть тела крысы разделена вертикальным зевом с сотнями присосок, отрывающих кусочки плоти и заталкивающих их в мелкие канальцы в центре присоски. Вокруг зёва десяток кротовьих ножек, способных развить неимоверную скорость — но основную скорость твари задают не они.
Её основное тело, вместе с внутренностями — спрятанный в земле огромный бурдюк с прозрачными стенками, забитый склизкими внутренностями. Между головой и телом расположен стометровый хвост, из практически четырёх сотен прямоугольных пластин. Под каждой из них проходит пищевод, закрытый с трёх сторон огромной серой мышцей, твёрдой как камень, сгибающей пластинку как бумажный лист. И мало твари натяжения сотен пластин, так сам хвост в норе сложен подобно пружине и сжат до размеров не больше метра. Да и между пластинок находятся каменные мышцы и, через каждые несколько метров, по небольшому уплотнению с парой кротовьих ножек.
Всё это превращает голову твари в один большой снаряд. Без предупреждения, лишнего звука, какого-либо пара или чего-то ещё, этот снаряд вырывается из норы мгновенно, стоит расстоянию между жертвой и порождением сократиться до семидесяти метров. Одно мгновение, и из норы торчит лишь хвост, а полёвка смертоносной молнией проносится по земле, цепкими коготками взбирается по ногам и спине разумного, и изогнутым клювом с чавкающим хрустом раскусывает заднюю часть шеи. Тело разумного мешком упадёт на землю. И начинётся борьба.
Надо аккуратно, но крайне быстро поддеть хвост полёвки посохом, накрутить в три витка и воткнуть в распухшую от влаги каменистую почву. И ждать. Скоро полёвка начнёт втягивать себя обратно. Она выстреливает практически весь свой хвост, серовато-белёсой змеёй он лежит на земле, и втягиваться начинает с самого последнего сегмента, ближнего к бурдюку. И делает это медленными рывками. Когда у неё не получится втянуться, она попробует чуть податься вперёд, потом опять попробует втянуться. Полёвка всегда втягивается беззвучно, но хитиновый скрежет из норы даст сигнал немедленно отматывать посох от хвоста и бежать к головной части. Она будто замороженная ожиданием, всё так же стоит у трупа.
Обычно полёвку добывает группа из одиннадцати разумных, последний из которых — одноразовый раб. Привязанный к столбу, вбитому за границами скверной зоны, в первые секунды его труп станет якорем для полёвки. За это время одни добытчики должны как можно ближе подобраться к голове полёвки, а другие рогатинами прижать хвост-пищевод к земле. Если всё получится, то сражение с тварью будет лёгким — но отцепившаяся от трупа полёвка решит судьбу многих добытчиков. Даже на земле тварь умеет складывать сегменты и пружинить, помогая кротовьими лапками развить скорость полёта ласточки. Порождение будет стараться либо огрызть разумному ногу, либо взмыть по спине и прокусить шею. По плану, пока основная группа добытчиков сражается с тварью, поле боя обходит одинокий разумный с пятиметровой палкой и мечом конце. Он должен приблизиться к норе, предупредить товарищей, дать им время спастись, и отрубить хвост. Произойдёт взрыв. Сильнейшая кислота облаком капель выстрелит вперёд, плавя металл, дерево и землю как огонь резину. Обычно таким крайне опасным способом добывается до пятидесяти пластин, остальные съедает кислота, а за день опытная группа добытчиков может убить до восьми полёвок. Вот только разумных благословят боги, если после всех оклазий останется больше шести пластин — но и четыре заллаи вполне приемлемый результат. Всё же, пластины стоят четверть тысячи, а в особых заданиях-заказах награда может быть больше.
Меня обычный способ добычи мало интересовал. Ещё около Кратира я предположил, что тварь должна быть похожа на ивовых фласкарцев, на окопавшуюся стадию древней. Те уходят с места, когда теряют связь с землёй их особые корни апельсинового цвета.
С щёлкающим звуком на хитиновых ножках из норы вылезет задняя часть хвоста, похожая на небольшой бледно-жёлтый овал с десятком креветочных ножек и сплющенной задней частью, к которой крепится бурдюк. С хлюпающим звуком бурдюк отцепится от овала, его прозрачная оболочка медленно потемнеет, окрашиваясь зелёным цветом. А хвост без тяжёлой ноши будет сжиматься очень быстро, притом делать это именно с задней части. И чем сильнее он сожмётся, тем меньше пластинок я добуду.
Теперь, когда мне не угрожает кислотный взрыв — тварь убить очень просто, тем более она не двигается и ждёт подхода задней части. Ещё в гильдейской книге по порождениям говорилось, что не повреждённая кислотой голова долго оказывает сопротивление, если не разрубить часть перехода из головы в хвост. Я же могу отогнуть пластинки, и на сероватой коже с редкими ворсинками меха найти участок, покрытый ярко-фиолетовой чешуёй. От чёткого удара кинжалом хвост перестанет сжиматься, кротовьи ножки будто ударит током, а чёрные глазки вывалятся из орбит.
Я спокойно отогнул самую первую пластинку панциря и аккуратно начал водить под ней кинжалом, разрезая крепящие панцирь связки. От прошлой полёвки их не осталось, но они прочные и очень лёгкие, вполне ходовой товар. Из них получают выдерживающие удар секиры наплечники, и подложку под подвижные части мельниц и телег, ибо они уж очень медленно протираются. С головы больше ничего не добывают, так что куски панциря я вынес на обычную землю, и принялся отделять пластинки от хвоста. Они вообще снимаются голыми руками, надо только чуть надавить да оттереть потом слизь с внутренней стороны. В прошлый раз я не знал, как правильно действовать, и добыл только две сотни пластин — сейчас же их оказалось на пятьдесят больше.