Скверная жизнь дракона. Книга третья
Шрифт:
— Оба.
— Твои лекари должны протереть хвост, и сделать всё, чтобы он вновь не загноил. То же самое касается лап, груди и морды — их нужно протереть и освободить от грязи. И пусть посмотрят, как можно вправить суставы и поставить на место сломанные кости. Но с ними стоит повременить, сейчас я слишком слаб.
— Конечно, древнейший, но что с животными?
Вот урод, он ведь специально это спрашивает. Всё пытается узнать, есть ли у меня способности к регенерации.
— Сначала исцелю глаз и верну зрение. Остальное потом.
— Будет так, древнейший. Лекарям приступить сейчас?
—
Словно по беззвучной команде из шатра стали выходить орки. Нервная орчиха вышла первой, едва не плюнув в мою сторону. Затем двое орков унесли деревянный чурбан, полностью залитый кровью. Последним вышел орк с мечом.
Мы остались с вождём наедине, а спустя секунду вбежало трое орков. Они облепили меня как мухи. Я чувствовал их долгие прикосновения: они изучали каждый миллиметр моего тела, анализировали, смотрели, рассчитывали, как и что можно отрезать. Трогали везде. Лапы, остаток хвоста, спина, шея…
Вдруг почувствовалось давление в области крыльев. Стоя на табуретке одной ногой и занося другу, орк упёрся руками мне в спину и пытался оседлать меня. Как ездовое животное.
— Залезешь — убью, — я пробился в сознание орка.
— Но иначе нам не осмотреть твою спину, древнейший, — вместо лекаря ответил вождь.
— А её не надо осматривать. Она в порядке. Пусть осмотрит крыло.
— Но древнейший, ведь…
— Я всё сказал.
Плевать, что случится дальше. Я не позволю ни одной твари забраться мне на спину. Я не откажусь от своей гордости. Понятное дело, что им хочется оценить свою добычу как можно тщательней — но я ещё жив.
Вождь ничего не ответил, но лекарь вернул ногу обратно на стул. Я едва не крикнул от внезапной боли — в отместку тот схватил за сломанное крыло, и дёрнул. В попытке сдержаться я сжал передние лапы и последовала новая порция боли, моральной: я попытался сжать то, чего не было.
В груди похолодело. Сердце сдавило. Я задыхался.
Резко мотнул головой, отгоняя прочь дурные мысли. Глубоко вздохнул. Меня укачивало. Что со мной? Слабость из-за потери крови? Надо отвлечься.
Орки всё ещё осматривали меня, но уже без энтузиазма. Будто что-то решая.
— Мы закончили осматривать тебя, древнейший.
— Говори, — я концентрировался на разговоре, как на якоре ускользающего сознания.
— Их жизненные силы, — вождь показал на кучу сваленных туш, — не прошли для тебя даром. Рана на хвосте затянулась такой же прозрачной кожей, как на твоих лапах и морде. Нет смысла обрабатывать её.
— Переломы и вывихи?
— Мы сможем излечить твои переломы, древнейший. Но то, что ты назвал вывихами нам не под силу исцелить. Мы не высшие эльфы и не способны магией сращивать разорванное.
— То есть? — и так понятно, что они ничего не будут делать со мной, тем более звать каких-то эльфов, даже если я слёзно буду умолять. Вся эта ситуация не больше, чем базарный фарс.
— Суставы разорваны, древнейший. Оба.
— Ясно. Займусь сразу, как исцелю морду.
— Пусть будет так, древнейший, — вождь ответил слишком быстро, в его планах моя жизнь оборвётся намного раньше. — Но это ещё не всё. Мы можем помочь очистить правую глазницу.
— Что с ней?
— Глаз уничтожен. Нужно очистить глазницу, иначе будет гноить.
— Я хочу посмотреть.
Вождь кивнул и орки, осматривавшие меня, тут же выбежали из шатра. Спустя минут пять один из них вернулся и что-то поднёс к моей морде. Зеркало.
Из-за дымки не было возможно рассмотреть повреждения, даже очертания морды едва различались. Но кое-что разобрать получилось. В зеркале отражалось чёрное пятно, а в его нижней части было три полосы. Посередине шла полоса тёмно-розового цвета, а сверху и снизу от неё шли полосы белёсого цвета.
Я смотрел на остатки языка и челюстей. Взрыв той чёрной штуки сорвал мясо с правой стороны морды, обнажил кости, выбил зубы и практически вырвал язык. Не стоило тешить себя надеждой, что глаз всё ещё на месте. Его больше нет, но и вырвать остатки я не позволю. Не хватало ещё, чтобы мне мозг через глазницу вытащили! Обойдутся. Раз за последние дни там ничего не начало гнить, то и потом не начнёт.
— Сам выпадет, — сказал я вождю и чуть не потерял сознание. Размытый силуэт орка практически растворился в серой дымке.
— Но, древнейший. Может слу…
— Ничего не случится.
— Но…
— Он выпадет сам, — чего он продолжает гнуть свою линию? Маниакальное желание получить дополнительный кусочек или беспокоится за здоровье донора крови? — Можешь забрать, когда это произойдёт.
— Да будет так, древнейший.
— Оставь меня. Я хочу отдохнуть.
— Конечно, древнейший. За пологом шатра стоит наш ноокрус. Лишь дай ему знать, и я приду.
— Хорошо, — вождь несколько секунд неподвижно смотрел на меня, прежде выйти из шатра.
Мне потребовалась вся сила воли, чтобы не уронить голову на землю. Укачивало и знобило так, словно в моём истерзанном теле не осталось и кровинки. Кое-как повертев головой и убедившись, что я точно один — направил потоки маны в остаток хвоста и запустил исцеление. А пока мана и выносливость преобразовывались в жизни и излечивали рану, я с трудом наклонил голову и принялся за тушку козы.
Было сложно есть. Мало того, что оставшейся левой челюстью я не мог нормально разгрызть кости, так ещё остатки языка болели нещадно. Даже удивительно, что получилось сожрать того разумного: ведь я плыл по реке. Стало быть, тогда я проявил чудеса сноровки и ловкости…
Бритые ёжики, что со мной? Я ведь недавно утопил и сожрал человека, а теперь сижу и радуюсь своей ловкости. Как вообще можно так думать? У него ведь были свои мечты, планы, цели и стремления. А я его убил, оборвал всё это, и теперь сижу бахвалюсь. Как вообще можно…
Думаю, мне пора прекращать сокрушаться, сделанного не вернуть. Не надо больше об этом думать. Он мёртв — я жив, и это главное. Сейчас надо сосредоточиться на собственной жизни. И выжить.
Сеанс самолечения вскоре закончился и головокружение притупилось, но всё равно казалось, что сознание прокручивает через постоянно вращающуюся мясорубку. Ничего не оставалось, как продолжать медленно работать челюстями, разгрызая кости и мясо. Когда же тушка козы была съедена и в животе почувствовалась приятная тяжесть, то головокружение практически сошло на нет.