Скверно для дела [= Плохо для бизнеса]
Шрифт:
Остается только гадать: что сделала бы Эйми, если бы ее разум был ясным. С учетом особенностей ее характера и интеллекта вполне можно предположить, что она добралась бы до телефона и позвонила в полицию, скорее всего, она так бы и поступила. Но то, что творилось в ее голове, можно было характеризовать как угодно, но только не как способность соображать: Эйми все еще пребывала в состоянии оцепенелости. Поэтому она продолжала стоять возле раковины, глядя расширившимися, но отупелыми от шока глазами на тело и вытекшую из него кровь на полу, а затем, отцепившись от раковины и обнаружив, что может держаться на
Ее маршрут пролегал по окружности, которую Эйми предстояло описать, чтобы обойти страшное препятствие, находящееся на полу, недалеко от грубого занавеса, закрывающего раковину, и она добилась цели, только вместо дуги у Эйми получился многоугольник. Возле двери прислонилась к косяку, чтобы собраться с силами. Теперь она осознала, что у нее в голове творится что-то неладное, и это не только от шока, испытанного ею, когда увидела дядю Артура на полу с перерезанным горлом. И пока отдыхала, прислонившись к двери, повернула ладонь, чтобы взглянуть на пальцы: никакой открытой раны Эйми не заметила. Затем она продолжила путь.
Ей бы никогда не выбраться на улицу, если бы кто-нибудь, потянув за цепочки от ламп, которые Эйми оставила включенными, погасил их, но этого не произошло, и она добралась до выхода. Дождь все еще шел, и она нырнула в него, даже не ускорив шаг и не тратя столь нужные ей сейчас силы на то, чтобы закрыть за собой дверь. Спускаясь на тротуар по двум каменным ступенькам, Эйми споткнулась и чуть не упала, но сумела сохранить равновесие, а когда оказалась внизу, пошла в восточном направлении. Именно сейчас у нее возникло смутное ощущение, что есть что-то неправильное в том, что она делает, но это чувство было слишком слабым, чтобы противостоять настоятельному желанию продолжать двигаться, идти и только идти! Эйми стиснула зубы, хотя это вызвало еще более сильную головную боль, и постаралась двигаться еще быстрее и по прямой. Она пересекла авеню, вышла на другую улицу, увидела свободное такси, села в него и сказала водителю адрес: Гроув-стрит, 320.
Только оказавшись около своего дома, Эйми спохватилась, что у нее нет с собой сумочки, в которой лежал кошелек. Это заставило ее, впервые с того момента, как она пришла в сознание, по-настоящему раскинуть мозгами. Но это оказалось жалкой попыткой! Сумочка, вне всякого сомнения, осталась там. Но там ее оставлять нельзя, ни в коем случае! Если обернется так, что по какой-либо причине надо будет скрыть тот факт, что она была там, — пункт слишком сложный и запутанный, чтобы вдаваться в рассуждения по его поводу на данный момент, — то тогда ее сумочка не только не должна, но и не может находиться там. Тогда сумочку надо забрать оттуда. Единственный, кому можно довериться и кто должен ее забрать, это она сама. Сделать же это можно, только вернувшись обратно и взяв сумочку там, где она ее оставила. Но она туда не вернется. Мысленно прикинув все «за» и «против» и придя к столь элементарному и бесспорному выводу, Эйми попросила водителя подняться с ней в квартиру, достала десятидолларовый банкнот из заначки в шкафу и расплатилась с ним, а затем, после его ухода, взяла телефонный справочник и отыскала нужный номер, Кротон-Фоллз, 8000, и набрала его.
— Алло! Мистера Фокса! Могу я с ним поговорить? — Ожидание; она зажмурила глаза. — Алло! Это Эйми Дункан! Нет, я… я здесь, дома. Да, что-то случилось! Нет, случилось не здесь, случилось… я не хочу говорить по телефону. Нет, нет, не это… что-то по-настоящему ужасное.
Мой котелок варит только наполовину, и думаю, что говорю бессвязно… Знаю, нервы у меня на взводе… Дело в том, что мне, кроме вас, больше не к кому с этим обратиться… Не могли бы вы приехать ко мне прямо сейчас?
Нет, по телефону сделать этого не могу… Я почти не соображаю, что говорю… Хорошо! Да, я знаю, это будет… я…
Хорошо. Да, буду здесь…
Она уронила трубку на рычаг, посидела какое-то время, а затем, опершись руками на стол, поднялась. Воротник серой шубки вокруг шеи взмок от пота. Эйми сняла шубку и бросила ее на спинку стула, но когда подняла руки, чтобы снять шляпку, то покачнулась и боком рухнула на диван, вновь потеряв сознание.
Первое, что она ощутила, придя в себя, это какой-то запах, неприятный и раздражающий, но знакомый.
Анестезия? Нет! Нашатырный спирт! Но почему? Разве она захватила его с собой в постель? Эйми открыла глаза. Возле нее был какой-то мужчина.
Он спросил:
— Вы узнаете меня?
— Конечно! Вы Текумсе Фокс. Но почему?.. — Она пошевелилась.
Он надавил Эйми на плечи кончиками пальцев.
— Лучше вам пока полежать спокойно. Вы помните, что звонили мне?
— Да… я…
— Одну минуту! Если вы повернете голову, то сможете увидеть, что здесь мистер Олсон. Ему пришлось впустить меня, и он желает убедиться, друг я вам или враг.
Эйми повернула голову, охнула от боли и увидела управляющего, который стоял рядом; лицо у него было встревоженным.
— Все в порядке, Эрик! Мистер Фокс — друг. Спасибо!
— Но вы… вы выглядите больной, мисс Дункан!
— Не волнуйтесь! Со мной все будет нормально. Благодарю вас!
Когда дверь за управляющим закрылась, Фокс взял со стола стакан и предложил Эйми:
— Отпейте глоток. Это придаст вам бодрости, пока я буду выяснять, что с вами стряслось. Это из ваших запасов, я нашел бутылку на кухне.
Бренди словно обожгло ее. Эйми сделала еще глоток и вернула ему стакан. Голова ее упала на подушку, а по всему телу прошла дрожь.
Голос Фокса отдавался в ее ушах, как раскаты грома, хотя он говорил нормальным тоном:
— Прежде чем дать нашатырь, я снял с вас шляпку, укрыл ноги и провел маленькое расследование. Вы шли под дождем, где-то оставили сумочку, стерли кровь с руки, но плохо; и кто-то чем-то ударил вас по голове.
Эйми сделала попытку открыть глаза и заговорить.
Бренди зажгло костер в желудке.
— Почему вы решили, что меня ударили?
— У вас над правым ухом шишка величиной с лимон.
Пощупайте! Кто ударил вас?
— Не знаю. — Эйми попыталась сосредоточиться. — Я даже не знала, что меня ударили.
— Где вы были?
— В офисе дяди Артура. Он… он мертв. Он там на полу с перерезанным горлом… Ох, я… я…
— Успокойтесь! — резко прервал ее Фокс. Подобие улыбки, которую более или менее до этого момента изображали кончики его губ, мгновенно исчезло. — И не шевелите головой: мы же не хотим снова потерять сознание. Вы видели дядю мертвым на полу с перерезанным горлом?