Скверный маркиз
Шрифт:
Он замолчал, и теперь Орелия взглянула на маркиза. В его глазах полыхал огонь, и она вздрогнула от охватившего ее незнакомого, странного ощущения.
— Я тебя хочу, — хрипло сказал маркиз, — я желаю тебя нестерпимо, Орелия. Я не могу тебя оставить. Поедем со мной!
Она поднесла руки к груди, словно пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце. Губы ее вздрогнули, будто уже чувствовали его жгучие поцелуи, а в широко раскрытых глазах блеснул огонек — как отражение пламени, охватившего маркиза.
Так они сидели, глядя друг на друга, и Орелии казалось, что
— Ты поедешь со мной? — спросил маркиз таким дрожащим голосом, что она едва узнала его.
— Пожалуйста… пожалуйста, не заставляй меня отвечать. Я больше не в состоянии… думать! Я могу только чувствовать, как глубоко, как умопомрачительно я тебя люблю. Перед тобой я не могу быть сильной и добродетельной… я слаба и не знаю, что хорошо, а что… дурно! Знаю только, что люблю, и это для меня — самое главное в мире! — На мгновение она замолчала, ее душили слезы. — Я ничего не могу ответить тебе, не знаю, каков должен быть ответ! Я только хочу быть с тобой, и чтобы ты был со мной счастлив… и поэтому ты решай за нас обоих! Ты сам должен решить, как будет лучше для тебя… и для меня!
Голос ее замер, но потом, почти трагически, она добавила:
— Я больше не могу сопротивляться зову… наших сердец!
— Неужели ты просишь, любимая, защиты против себя самой? — недоверчиво спросил маркиз.
— Я не знаю, о чем прошу, — пролепетала Орелия, — но я хочу поступать так… как ты мне скажешь!
Долго-долго маркиз смотрел на нее, затем встал так внезапно и порывисто, что стул, на котором он сидел, с грохотом упал на пол.
— Поехали, — сказал он громко и хрипло, — я отвезу тебя обратно в Лондон.
Ехали они молча. Маркиз правил лошадьми почти столь же умело, как лорд Ротертон, но за тем лишь исключением, что у него был больший опыт и с лошадиной плотью он обращался бережнее. И только тогда, когда они обогнули Парк-лейн и впереди увидели Райд Хауз, Орелия взглянула на маркиза.
— Я тебя люблю… — сказала она. — И буду любить всю мою жизнь, но еще я испытываю… к тебе… уважение!
Он ничего не ответил. Лицо его было угрюмо и неподвижно, словно у осужденного на казнь. Они подъехали к Райд Хаузу. Орелия спустилась из экипажа и прошла в холл.
— У меня болит голова, Уилланд, — сказала она дворецкому. — Пожалуйста, сообщите ее светлости и леди Кэролайн, что я ушла к себе и просила меня не беспокоить ни при каких обстоятельствах.
— Очень хорошо, мисс!
Орелия подошла к большой лестнице. Взойдя наверх, она подавила желание оглянуться на маркиза, который должен был уже войти в холл. Сделав над собой неимоверное усилие, она сразу прошла в свою комнату и заперла за собой дверь. С минуту постояла недвижимо, потом сняла плащ, капор и положила их на стул. А затем что-то словно оборвалось у нее внутри, и она бросилась на кровать и уткнулась в подушку. И начала плакать. Отчаянно. Взахлеб. Безнадежно.
Глава 10
— Черт, я выгляжу привидением! — воскликнула Кэролайн. — Подай мне румяна, Марта!
Горничная
— Ты и так сегодня очень красива и выглядишь великолепно! — что соответствовало истине.
Платье Кэролайн было белым, но из-за того, что в брак вступает не девица, а вдова, оно было вышито золотом у шеи, на рукавах и на подоле. Длинный шлейф, ниспадавший с плеч — его надлежало нести четырем пажам, — был вышит сплошь и заканчивался каймой из горностая. Голову Кэролайн украшала тиара, самая драгоценная и величественная в сокровищнице Райдов. Она почти напоминала корону и сияла, и сверкала при малейшем движении Кэролайн, и так же сияли и сверкали, на шее и на запястьях, ее бриллианты.
Вуаль из брюссельских кружев оттеняла темный цвет ее волос, а на столике лежал букет желтых лилий, перевязанный золотыми лентами.
— Что мне действительно сейчас нужно, так это бокал шампанского, — заявила Кэролайн. — Марта, пойди и скажи, чтобы принесли! Не понимаю, почему никто не думает о том, что мне, может быть, надо поддержать силы перед предстоящим испытанием!
— Но у тебя остается совсем мало времени, — заметила Орелия, когда Марта вышла. — Нельзя опаздывать и заставлять маркиза ждать.
— Ему это будет только во благо, — огрызнулась кузина.
Наступило молчание, потом Орелия попросила:
— Ты же будешь с ним доброй… да, Кэролайн? Он нуждается в доброте и понимании.
Но Кэролайн только рассмеялась, и не слишком мелодично:
— Это Дариус «нуждается в доброте и понимании»? — передразнила она Орелию. — А что насчет меня? Его сиятельство был очень со мной неприветлив весь вчерашний день и вел себя как медведь, у которого болит голова. Вот уж никто бы не назвал его страстно влюбленным и нетерпеливым женихом!
Она явно была настроена саркастически, и Орелия, поколебавшись, робко спросила:
— Кэролайн, ты… несчастлива?
Наступила недолгая пауза, затем Кэролайн вызывающе дернула подбородком:
— Вот еще, ничего подобного! А кроме того, медовый месяц тянется не очень долго, и Аделино подождет моего возвращения. Он поклялся, что не изменит мне за время, пока я отсутствую до нашей с ним встречи, и, хотя это может показаться странным, думаю, что он сдержит обещание.
— Но, Кэролайн, ты мне обещала, что после свадьбы станешь вести себя прилично! — опечаленно напомнила ей Орелия.
— А что ты называешь «приличным поведением»? Я тоже, и нетерпеливо, буду желать встречи с Аделино, если, конечно, мой парижский поклонник не покажется мне более привлекательным. Мы ведь, если помнишь, собираемся пару недель провести в «веселом городе»!
— Ну что я могу тебе на это ответить! — грустно отозвалась Орелия и, с болью в сердце посмотрев на отражение кузины в зеркале, едва слышно закончила: — Мне так хочется, чтобы… ты и маркиз… были счастливы…
— Когда мы говорим с тобой о счастье, то вкладываем в это слово разный смысл, и, ради бога, Орелия, перестань читать мне проповеди и поди узнай, что случилось с моим шампанским!