Сквозь Навь на броне
Шрифт:
Белкина нехотя сдалась, и пошла за нами в палатку, где было тепло и сухо. Под самым потолком горела одинокая светодиодная лампа, в углу Сорокин протирал от солярки цифровую технику, делая отметки в блокноте. На небольшом раскладном столе был разложен ужин в виде жестяных консерв, согретых прямо на печке, в которой гудело жарким пламенем вырывающееся из форсунки топливо. От консерв по тесной палатке разливался в перемешку с вонью солярки аромат солдатской каши, бывший в новинку этому миру. Тихо булькал кипящий металлический чайник.
Дед Семен сидел возле печки и записывал в блокнот
– Печь - одна штука, лампада светоидиотская - одна штука.
– Светодиодная, - поправила его Ангелина.
– Не суть важно, - буркнул домовой, - я ее не понимаю, значит светоидиотская. Я понимаю лучину, понимаю свечи восковые, понимаю керосинки, а как енто устроено не разумею.
– Дед, ты же пользуешься этим, так чем не доволен?
– спросил я, опускаясь на расстеленный спальник и скидывая ботинки.
– Пользуюсь. Ведь это бережение искричества, но, вот, не понимаю, - ответил домовой, а потом несколько раз отсчитал в воздухе что-то кончиком карандаша.
– Три да пять и еще одна. Всего девять лампад в запасе. Горючага - дважды семь сотен литров.
– Дед, а солярку ты зачем считаешь? Это же не в твоем ведении.
– А это как посмотреть, - ответил он, пригладив бороду, - шатер, хоть и не изба, да тоже порядок нужон. Что для порядку надобно? Тепло и свет. Что у нас свет даёт? Генератра, а он вонючку эту жрет, как телок на водопое!
– сокрушенно вскрикнул дед Семен.
– Значит счёт нужон горючаму. Всяк лишнее не включать в свиное рыло, именуемое розеткой.
– Уходя гасите всех, - подала голос Оксана.
– Вот-вот.
В тепле и сытости меня стало клонить в сон, а электростанция убаюкивала своим мерным тарахтением.
– Дед, у тебя сундучок со сказками имеется?
– спросил я у хозяйственного домового.
– Я те чё, киностудия, что ли?
– огрызнулся дед, под дружный смех группы, - спи уж так.
Всем нужен отдых, даже боевым магам, и я позволил себе слегка прикоснуться к Нави, которую мы совсем недавно покинули.
Из сна, без сновидений меня выдернули истошные крики и рёв неведомого монстра. Я резко открыл глаза и приподнял голову, сооружая заготовку щита и целый конвейер для фокусных импульсов, которыми я мог с одинаковым успехом поубивать мух на лету и вывести из строя танковый взвод, не говоря о сотне незащищенных от этого бойцов. Сердце бешено колотилось, а взгляд не мог найти врага, и только под конец сознание осознало, что происходит.
Источником беспокойства был ноутбук, лежащий на коленях у стажера, на котором проигрывался старый классический фильм 'Парк юрского периода'. Киношный тираннозавр под визги детишек курочил прогулочный джип. Вся наша домашняя нечисть с замиранием следила за экраном. Ночницы блестели глазами, словно наблюдали мастер-класс от самого предводителя полчищ нежити Вия. Слегка улыбнувшись уголками губ, уставилась на зрелище Береста, шаманившая над Сорокиным. Даже Полоз застыл с ничего не выражающим взглядом.
Ольха, увидев, что я проснулся, подняла над головой на манер кинжала огромный зуб, подаренный ей генералом Булычёвым, и тихонько изобразила протяжное 'р-р-р-р'.
Я хотел сесть, но рядом лежала всевидящая Александра, вцепившись в мою руку. Девушка тяжело дышала и едва слышно бормотала: 'Больно, больно, больно'.
– Береста, - тихо позвал я берегиню, - посмотри Бельчонка. С ней что-то нехорошо.
– Она совершенно здорова. Это у неё сон такой, - тут же отозвалась дриада отечественного разлива, даже не удосужившись повернуть голову.
– Ты всех в палатке чувствуешь?
– Всё живое - да, но недалеко.
– Местную живность чувствуешь?
– Нет. Под нами лёд на три десятка локтей, дальше мёртвый камень. И на четверть версты окрест ничего живого нет. Тяжко. Но Всевидящая что-то чуяла неясное за три версты.
– Отдохнём, нужно будет беспилотник на разведку отправить, - сам себе пробормотал я.
– Не получится, - громко высказалась Фотиди, не стесняясь того, что в палатке есть спящие, - дроны и беспилотник водой с топливом залило. Им пипец пришёл. А вы с баклажками сладили?
– Да, повозились, но сладили. На очереди экипировка. Одна беда, новое ничего не создадим, только исправим косяки в уже готовом. Слишком много хитростей.
Ангелина швыркнула кипятком из термокружи, глядя как дед вытаскивает из вакуумных упаковок новые сухие вещи, засовывая на их место сырые, для стирки в более подходящих условиях. Дед Семен махал пальцами как дирижёр, отправляя вещи в полет, и при этом бурчал.
– Я старый домовой, а шарахаюсь по всяким закоулкам, по всяким мирам, как ветер в поле, как... как... как бомж. Позор на мою седую голову. Да и устал я уже. Я же домовой, а не бродячий призрак.
– Сколько я спал?
– спросил я у Ангелины, не решаясь тревожить сокрушающегося деда.
– Девять часов.
– Снаружи стемнело?
– Нет, и мне кажется, не стемнеет. Светило даже на полградуса не сдвинулось.
– Мы за полярным кругом?
– Здесь другое. Оно, вообще, не двинулось.
Я поставил мысленную отметку о странностях этого мира.
– Что ещё узнала?
– Ветер всегда в одну сторону, в сторону светила. Небо очень низкое. Сила тяжести в полтора раза меньше, но с ней что-то неладно. Не могу понять что, но что-то бредовое.
Я тряхнул головой, старясь вспомнить, о чем хотел сказать до этого, а потом высказал вслух мысли, касаемые будущего. Потом будем разбираться со странностями.
– Мне Булычёв дал расчёты аналитиков. При самом худшем раскладе через три дня эмиссары узнают про поход, поэтому нам нужно торопиться уходить.
– Узнают, а что потом?
– спросила Ангелина, остановив почти поднесенную ко рту кружку. Глаза ее сосредоточенно уставились на меня.
– Потом пойдет попытка нашего перехвата. Все силы они не бросят, так как будут организованы меры противодействия, в том числе провокация группой спецназа на северном мосту, и еще какие-то другие. Около моста вторая по удобности точка входа в Навь, но при попытке штурма, как сказано в пояснительной записке к плану похода, мост накроет защитное поле, вынудив их потерять время на поиски другого места. В общем, у нас еще сутки, а потом срочно уходим.