Сквозь огонь и лёд
Шрифт:
По военной дороге
Шёл в борьбе и тревоге
Боевой восемнадцатый год.
Были сборы недолги,
От Кубани и Волги
Мы коней поднимали в поход.
А. Сурков
Генерал от инфантерии Михаил Васильевич Алексеев 8 ноября 1917 года из Новочеркасска писал Михаилу Константиновичу Дитерихсу генерал-майору, квартирмейстеру ставки Верховного главнокомандующего: «Моя мысль, развитая и дополненная некоторыми прибывшими из центра деятелями, такая: юго-восточный угол России – район относительного спокойствия и сравнительного государственного порядка и устойчивости; здесь нет анархии, даже ярко выраженной классовой борьбы, кроме, в известной мере, угольного
Мысль в основе своей верная, но на данном отрезке времени абсолютно не правильная. Да, конечно, казаки ещё со времён Ивана Грозного верой и правдой служили царю и отечеству. Нет, были, конечно, отклонения типа восстания Степана Разина, Кондратия Булавина или Емельяна Пугачёва, но потом всё опять возвращалось на круги своя. Но к концу 1917, началу 1918 годов народные массы – не только казаки – были отравлены большевицкой пропагандой, длившейся несколько лет. Простой и понятный лозунг: «Фабрики и заводы – рабочим, земля – крестьянам!» и ещё добавили: «Мир – народам!» Да, война надоела: не понятно за что и очень долго. Но это не главное. А вот стать богатым в одночасье, вот это прельщало! Русский народ в массе своей трудолюбив и привык полагаться на себя, на свой труд, а тут предлагали землю, основу достатка. Спихнём с себя всех этих кровопийц помещиков и прочих, поделим землю по справедливости, будем на ней трудиться и заживём богато! Как трудиться? Если у тебя в семье жена и восемь девок, а девятая на подходе? Пара волов и пара рук! И как ты будешь много земли обрабатывать? Надорвёшься! Но об этом старались не думать. Будет земля, будет и достаток. А как, это потом разберёмся. Люди, большевики эти самые, кто землю делить призывает, чай, умные, учёные, подскажут.
А рабочие? Ну, возьмёшь ты этот завод себе, ну, сделаешь ты этот паровоз и что? Его продать надо. А что бы его сделать, надо купить металл, уголь и много чего ещё. И как всё это будет происходить? И рабочие об этом старались не думать – будут фабрики и заводы наши, а там разберёмся.
Как же сладко думать, что скоро ты будешь жить в достатке! А для этого надо-то всего-то ничего: скинуть буржуев разных, капиталистов и помещиков, всё поделить, и живи как в раю.
А те, кого собирались скинуть, думали: «Будь все сделано по-людски, я бы отдал им и землю, и дворянство, и образование, и чины, и ордена… Так нет же, кричат: «Бей его, мерзавца, бей офицера (сидевшего в окопах), бей его, помещика, дворянина, бей интеллигента, буржуя, выдавливай из него последние соки» – и, конечно, я оскорблен, унижен, истерзан, измучен. А зачем же из меня кровопийцу и мироеда делать?»
Рабочие и крестьяне (в том числе и казаки) думали, что Советская власть народная и трудовому люду ничего плохого не сделает. А остальные (интеллигенция и прочие мещане) ждали, чем дело кончиться, они же тоже народ и без них сложно будет обойтись, большевики же не малые дети неразумные, понимать должны.
В Екатеринодаре, 21 октября 1917 года был подписан Союзный договор «Юго-восточного союза казачьих войск и вольных народов степей» делегатами от казачьих войск юга России, горцев Северного Кавказа и калмыков Астраханской губернии. А так же было предоставлено право Азербайджану и казачьим войскам Уральскому и Оренбургскому, вступить членами в Союз по письменному о том заявлению. Представители Уральского войска договор подписали. Целью Союза называлось создание твёрдой государственной власти, содействие центральному правительству в борьбе с врагами. А так же подготовка и реорганизация внутренней жизни членов Союза, как штатов будущей Российской Федерации.
Алексеев был в восторге. Он дважды ездил в Екатеринодар, столицу Союза и даже был назначен главой союзных вооружённых сил, которых, правда, пока не было. Генерал искренне считал, что именно с Екатеринодара начнётся освобождение России от большевизма, который сейчас утверждается в центральных губерниях.
Лавр Георгиевич Корнилов, генерал от инфантерии, восторгов Алексеева не разделял. Он считал, что, во-первых: образование это очень уж рыхлое, попахивает сепаратизмом и внутренних врагов на территории Союза едва ли не больше, чем внешних. И, во-вторых: уж если где и возрождать Россию, так это в родной ему Сибири. Уж там-то лозунг большевиков «Земля – крестьянам» не сработает. Чего-чего, а земли там много. Но его убедили, что Екатеринодар ближе к Москве и Петрограду, чем Тобольск. И он согласился, на том основание, что если ему предоставят всю полноту власти над армией, в противном случае он уедет в Сибирь. А вот это уже не устраивало Алексеева. Всё-таки противовес большевицкой России создавать начал он. Но Корнилов упёрся.
Из Москвы от дипломатических миссий союзных держав поступило заявление, что кредиты будут предоставлены только в том случае, если Алексеев, Корнилов и атаман Войска Донского Каледин договорятся между собой. Пришлось договариваться. Алексееву предоставили гражданское управление, внешние сношения и финансы. Финансы состояли из его личных, генерала Алексеева, ста тридцати тысяч золотых царских рублей, которые он и тратил на армию. Корнилову предоставили военную власть, а атаману Каледину – управление Донской областью.
Союзники не спешили выделять деньги. Им надо было, что бы война с Германией продолжалась, а будут это большевики или их противники, им было безразлично.
В конце ноября 1917 года в Ростове-на-Дону вспыхнуло большевицкое восстание. Пролилась первая кровь.
В Новочеркасске в конце декабря 1917 года начали создавать Добровольческую армию. Создавалась она вяло. Офицеры, которых в Ростове-на-Дону находилось не мало (что-то около 16000), искренне считали, что их дело оберегать рубежи родины, а усмирять бунтовщиков – дело полиции.
Из Москвы и Питера и других областей центральной России в Новочеркасск и Ростов стекались несогласные с Советской властью. Железнодорожное сообщение, как не странно, между Москвой и Ростовом-на-Дону не прерывалось до середины декабря 1917 года. Из Москвы приехало и название – «Белая гвардия».
В Добровольческую армию вливалась в основном молодёжь: юнкера и гимназисты. Для них эта была бравада. Они нашивали белые кресты на форменные тужурки и представляли себя рыцарями, идущими в крестовый поход на большевиков. И только на одну треть армия состояла из военных, в основном офицеров, что вызывала недовольство Корнилова. «Дайте мне солдат, – говорил он, – у офицеров должно быть другое применение». Только где их взять? А у красных другая беда: рядовых много, а с командным составом худо.
Декабрь и весь январь не прекращались боевые столкновения белой и красной гвардии. И если у красной гвардии в боевых действиях участвовали полки, пусть и без командиров, но имевшие боевой опыт, то со стороны белых, это скорее партизанские отряды, правда, хорошо обученные военному делу. И, невзирая на всю лихость белогвардейцев и их героизм в бою, сочувствие у местных казаков это не вызывало.
Белая гвардия терпела поражение за поражением – красногвардейцев было численно больше. Атаман Каледин с отчаянья застрелился.
Вечером 8 февраля 1918 года Корнилов подписал приказ:
«Ввиду наступления значительных сил противника и отсутствия помощи со стороны казаков, я решил части Добровольческой армии отвести к Аксаю.
Приказываю:
1. Частям Юнкерского батальона, отряда полковника Ширяева и морской роты, кадру Корниловского полка, общежитию лазарета № 8 и взводу артиллерии, сосредоточившись к Лазаретному городку, выступить в 20 часов под общим началом генерала Боровского и следовать по дороге севернее Нахичевани на станицу Аксай.