Сквозь Пекло
Шрифт:
— Пан, — внезапно услышал наследник высокий с хрипотцой голос. — Пан, остановись. Отойди от решетки.
Святозар повернул направо голову и посмотрел на того, кто повелевал Пану. Со стороны дворца Чернобога весьма быстро шел высокий, худой дасунь. У этого дасуня была белая кожа лица, белые, до плеч прямые волосы, узкий лоб, тонкий, изогнутый нос, густые, белые, словно обсыпанные снегом брови и такие же белые губы, глаза у дасуня зрились необычайно глубокими и ярко-красного цвета. Он был одет в длинное, серое одеяние, и опоясан широким черным поясом, на котором висело с десяток черных кривых крючков. Дасунь подошел вплотную к сыну воеводы, и, протянув свою белую
— Пан не трогай, человека. Отойди от темницы.
— Ты мне не повелитель Босоркун, ты мне не повелитель, — громко прорычал Пан и затрясся в бессильной злобе.
— Меня прислал господь Чернобог, твой властитель и повелитель, — захрипел Босоркун. — Он велел тебе убираться вон от темницы человека и не сметь его трогать, не сметь к нему прикасаться…
— Я его не трогал…,- ответил Пан. — Но я бы очень хотел, очень хотел разорвать его кожу на части.
— Ишь ты, смелый какой, — гневно отозвался Святозар. — Смелый там, за этой решеткой, с посохом в руках, которым ты бьешь слабые, погрязшие в трусости, золоте и злобе души. — Наследник схватился руками за прутья решетки, и, тряханув дверь, громко добавил, — меч бы мне мой. И я бы отправил, сейчас же бы отправил, твою такую же жалкую и трусливую душу, туда куда отправил душу Ерку.
Пан еще сильней затрясся, поднял посох и потряс им в воздухе.
— Не смей, дотрагиваться до человека, — все таким же ровным голосом, заметил Босоркун. — Господь все видит, он сейчас тут… Пан не избежать тебе наказания… — Босоркун внезапно передернул плечами и чуть тише досказал, — иди он зовет тебя… Не избежать наказания тому, кто ослушается господа Чернобога.
— Я его не трогал, не трогал… Я только пугал, — тяжело переводя дух, откликнулся Пан и стал испуганно озираться. — Только пугал…
— Хе, — как-то неопределенно, усмехнувшись своими белыми губами, произнес Босоркун. — Разве он тебя убоится… видел бы ты, как он справился с Черномором… Как он бился с Сатэгой, за которым я был приставлен следить… Он никого не боится, даже своих Богов… У него там внутри, другое, не то, что у нас… Иди, Пан, не испытывай терпение Чернобога, я тебе советую.
Пан развернулся, злобно глянув напоследок на Святозара и Босоркуна и топнув своим копытом, быстро пошел в сторону дворца Чернобога, а следом за ним низко склонив свои головы, побежали его дасуни.
Босоркун проследил за Паном, а потом перевел взгляд и зыркнул пристально на Святозара.
— Чего, — недовольно выкрикнул наследник, глянув в красные глаза демона. — Чего?
— Не стоит связываться тебе, человек с Паном, — ровным, хрипящим голосом проронил Босоркун. — Зачем еще испытывать боль? Это не надо ни тебе, ни моему повелителю Чернобогу… Ты, должен быть сильным и здоровым… За то время, что ты провел в Пекле, ты, и так испытал много боли… не стоит еще искать ее.
— Забыл я тебя спросить, что мне надо искать, а чего не надо, — раздраженным голосом, откликнулся наследник, и, почувствовав острую боль в левой руке, отпустил решетку, да тотчас правой ладонью потер место раны. — Ты забыл, демон, я ни тебе, ни твоему Чернобогу не подчиняюсь, и можешь ему передать от меня, что его повеленья и намеренья, я исполнять не буду… Зря он меня тут лелеял и лечил…
Босоркун внимательно смотрел на наследника, его белые уголки губ изогнулись, и со стороны казалось, что он улыбается. Он перевел взгляд на больную левую руку, которую наследник не сильно тер, и все тем же высоким, хрипящим и ровным голосом, пояснил:
— Мне не хочется тебя расстраивать, человек, но ты, все равно выполнишь то, что желает Чернобог… Потому как это он — Господь и владыка Севера, позволил тебе сюда войти и позволил пройти тот путь, который желали, чтобы ты прошел, Боги.
— Что? — переспросил наследник, глядя прямо в глаза демона. — Что ты хочешь сказать, а Босоркун? Про какой путь ты говоришь? Чего вы все тут туман напускаете… Ну, ну, давай, договаривай… Чего от меня нужно Чернобогу?
— Нужно… — Повторил слово Босоркун, и, глянув на наследника так, точно хотел заглянуть в его душу, заметил, — это нужно господу Чернобогу, ты, прав… — Демон немного помолчал, передернул плечами и добавил, — а тебе велено передать, чтобы ты, не связывался с Паном… Время на исходе и ты должен быть силен… Достаточно боли… достаточно… Боль изматывает и делает слабым, ты же должен быть сильным и ты не должен гневаться, ведь гнев, это дар Чернобога.
— Есть праведный гнев, — подняв голову и распрямив спину, гордо заявил Святозар. — Гнев который ведет ратника на поле битвы, сражаться за свою землю, свой народ, свою веру и Богов! Гнев, который дарует нам, наш великий Бог войны и битв, громовержец Перун! И говорили мы ему:
«Ты, оживляющий явленное, не прекращай колеса вращать! Ты, кто вел нас стезею правой, к битве и тризне великой! О те, что пали в бою, те, которые шли, Вечно живите вы в войске Перуновом!»Святозар видел, как от слов великого восурского сказа про Бога Перуна, на миг покрылась вся кожа на лице демона тончайшими морщинками, и стал он похож на древнего, высохшего и сморщенного старика. Видел Святозар, как наполнились его глаза красным сиянием, точно желая подчинить, покорить себе его душу. И тогда еще громче, еще торжественнее пропел Святозар:
«Там Перун идет, тряся головой, молнии посылая в синее небо, и оно от этого твердеет. И Матерь Слава поет о трудах своих ратных. И мы должны ее слушать и желать суровой битвы за… святыни наши. Матерь Слава сияет в облаках, как солнце, и возвещает нам победы и гибель. Но мы этого не боимся, ибо имеем жизнь вечную, и мы должны радеть о вечном, Потому, что земное против него — ничто. Мы сами на земле, как искра, и сгинем во тьме, будто не было нас никогда. И так слава отцов наших придет к Матери Славе, И пребудет в ней до конца веков земных и иной жизни. И с этим мы не боимся смерти, ибо мы потомки- ДажьБога, Родившего нас через корову Земун.»Святозар смолк, он смело смотрел своими чистыми голубыми глазами в красные, светящиеся очи демона. И тотчас Босоркун, вновь передернул плечами, светящиеся красное пламя в его очах потухло, и он негромко сказал:
— Я никогда не любил ваши восурские сказы, человек, но ты его пропел достойно… Ты и сам достойный враг… враг с которым хочется биться, которого хочется победить… Но, ты, сын самого ДажьБога, такой светлый, что застилаешь мне этим светом глаза… достойный враг, с которым все же не стоит связываться.