Сквозь переборки
Шрифт:
– У тебя был шрам?
Дима глядел на Женю во все глаза:
– Слушай… ты чего? Ты мне опять не веришь?
– Во что не веришь? Ты про что?
– Я про удар мечом.
– Мечом? Это был меч?
– А-а-а! Так все-таки был? – Дима обрадовался. – Был меч!
– Хорошо, – усмехнулся Женя, – допустим, был!
Дима немедленно нахмурился:
– Ты со мной разговариваешь как с больным.
– А я должен с тобой разговаривать как со здоровым?
– Я не сумасшедший!
– Да?
– А я говорил?
– Да!
– Ты знаешь монгольский?
– Я знаю слово «Чингисхан»!
– И я говорил, что я – Чингисхан?
– Не знаю, – Женя смотрел на него внимательно, – но ты долго говорил. И это был не бред. То есть бред, конечно, но уж очень осмысленный.
– Ты считаешь, что я болен?
– А ты как считаешь? Мечи? Что там еще? Копья? Стрелы? Исчезающие шрамы? Что еще? Действительно, у тебя колоссальное здоровье! Дай я послушаю сердце.
От Жени он ушел через несколько минут. Ночь. В отсеках только вахтенные, и потому все вокруг так пустынно. Кажется, корабль сам идет под водой. Такое космическое чудище. Он шел и шел по бесконечным проходам, перебирался через переборки, люки – его будто несло потоком, совсем как клетку крови внутри организма, и отсеки то увеличивались до небес, то стремительно сжимались. Фу! Надо прийти в себя. Вот сейчас вроде получше.
Мир вокруг точно обрел дополнительный, неведомый ранее объем, стал многослойным.
Многослойный мир. Вот оно: мир стал большим. Тут много реальностей. И все они живут рядом. Просто они не сталкиваются. Вернее, они сталкиваются, но не для всех.
Он зачем-то пошел не в нос корабля, где была его каюта, а в корму. Он открыл дверь в шестой отсек. Как только он отрыл переборочную дверь и боком нырнул в шестой, он тут же застыл на небольшой площадке рядом с дверью. Дальше отсека не было. Был огромный огненный мир. Он стоял над ним на высокой площадке, а внизу – метров пятьсот, не меньше, и вперед, на сколько хватает глаз, простиралась долина, охваченная потоками лавы. Горело все: и земля и воздух. Где-то там, внизу, угадывалась шевелящаяся масса. Это были люди. Они копошились в лаве, вскидывали руки, извивались и почему-то не сгорали. А над всем этим миром летали огромные хвостатые твари. И все это покрывал гул. Это был гул топки.
Он медленно отступил обратно в пятый отсек, закрыл дверь, постоял, а потом опять ее открыл – за дверью был шестой отсек. Все исчезло – огненный мир исчез.
Сердце уже не колотилось как бешеное. Оно просто учащенно билось – он начал ко всему привыкать.
Ну? И что теперь? Опять идти к Жене?
Он пошел к штурманенку. Штурманенок – младший штурман, или командир группы, Сашка Тушин – был другом. Сашка – жизнелюб и балаболка. Он его заболтает.
– Привет! – обрадовал он приходу Димы. – Что там с тобой стряслось?
– Ничего не стряслось. А что?
– А доктор прискакал в центральный пост как ужаленный и попросил тебя с вахты подменить.
– Доктор?
– Ну да! Говорит: головные боли. Что с головой-то?
– С головой? Пока на месте.
– Ну и ладно! У меня вчера тоже разламывалась. Тут Гумилева читаю. Не читал?
– Нет.
– Он вообще считает, что ига не было.
– Чего?
– Ига.
– Какого ига?
– Как какого? Монголо-татарского!
– Ига? При чем здесь оно?
– Ну как же! Он думает, что все это вранье, и монголы, наоборот, сохранили Русь!
– Русь? Ах да, Русь. Да. Они дали закон. До этого была резня. А монголы приучили Русь уважать закон.
– Ты тоже читал?
– Я? Нет. Я не читал.
– Откуда знаешь?
– Откуда? Так ведь… откуда… читал, наверное. Просто не помню. Вернее, помню что-то…
– Там еще про то, что Великая Степь жила с Русью в таком состоянии симбиоза.
– Да. Руссы слово нарушили. Им веры нет. Коварство есть. А когда коварство за спиной, жечь надо. В том коварстве все виновны – и стар и млад. Огонь очищает.
– Врешь, читал ты Гумилева.
– Может, и читал. Не помню. Слушай, Саня, – Дима смотрел как-то странно, отрешенно, что ли, – а тебе никогда не казалось, что действительность у нас не одна? Что их несколько? И они могут существовать параллельно друг другу? Как возможные варианты? А потом все накладывается, и остается только один путь.
– Когда накладывается?
– В самом конце, когда уже не может быть по-другому.
– Это ты у Стругацких читал?
– У Стругацких?
– У Стругацких.
– Кажется, да…
Когда он вышел от штурманенка, то столкнулся со старпомом в проходном коридоре второго отсека.
– Осеев! – окликнул его старпом.
– Я, Владимир Алексеевич!
– Как здоровье?
– Нормально!
– Вахту стоять можешь?
– Конечно.
– А доктор сказал…
– Да ерунда это, Владимир Алексеевич! – заторопился Дима.
– Ерунда, говоришь?
– Точно.
– Ну гляди… – протянул старпом с сомнением.
Дима повернулся и пошел к переборке. Перед тем как перейти в соседний отсек, он оглянулся на старпома. Там стоял не старпом. Там стоял старик с розовыми волосами. Все лицо его было сморщено, глаза закрыты.
– Женя! – Он вошел в амбулаторию. Женя был на месте.
– Что опять?
– Только не подумай…
– Я и не думаю. Что у тебя снова?
– Ты меня выслушай.
– Ну?