Сквозь тернии
Шрифт:
Ряды любопытных зрителей тут же поредели. Яська почувствовал, что его больше никто не держит. Он тут же оглянулся на своих конвоиров – те пятились в разные стороны, руки в брюки, улыбочки на лицах: мол, мы не при делах из-за чего весь сыр бор, это всё Аверин.
Яська переступил с ноги на ногу, не веря своему избавлению, и только сейчас почувствовал, что вымок ниже пояса буквально до нитки от пролитого борща. Догадка больно прочертила по истерзанному сознанию, но Яська всё же заставил себя оставаться на месте – позорное бегство означало проигрыш в самом начале игры. А потому он лишь размял затёкшие руки. Боль не преминула скользнуть от локотка и выше.
Напротив, между
Инесса Карловна приспустила очки, глянула поверх дужек сначала на всклокоченного Яську, затем на скучающего Децла – тот всем своим внешним видом умело демонстрировал полнейшую непричастность ко всему происходящему, – кивнула, словно поняла, в чём именно дело, и водрузила очки на место.
– Значит, снова Ищенко... Только на сей раз с Авериным. Замечательно. И что же не поделили? Борщ?
Децл шикнул – так это пренебрежительно: тсс... Мол, давайте, госпожа начальница, шейте дело.
– Ты пошикай ещё у меня тут! – сразу же отреагировала Инесса Карловна. – И так только из-за неблагополучной семейной обстановки держишься. Были бы родители живы-здоровы, – давно бы пошёл с благодарственным напутствием!
Яська увидел, как по лицу Ищенко пробежала нездоровая рябь, а пальцы сами собой сжались в кулаки.
Тут следует сразу же оговориться о Стаськиных родителях. Точнее о погибшем отце и спятившей по этому случаю матери. Всё произошло три года назад – Яська отчётливо помнил тот вечер: крики во дворе, звон бьющегося стекла, звуки борьбы. Самая настоящая вакханалия, какой до этого был лишён их тихий дворик. Первобытный ужас, что не так-то просто забыть.
Отец Ищенко работал пожарным. Чего и говорить, нормальный Стасик – до того, как превратиться в злобного Децла – ходил, задрав нос. В особенности, если рядом находился отец. О том, что происходило с дворовой малышнёй, когда за отцом Стасика приезжала настоящая пожарная машина, не стоит даже упоминать – нужный градус эмоций выдержать всё равно не удастся.
Яська помнил, как однажды ему всё же удалось одним глазочком заглянуть внутрь сдвоенной кабины. В тот момент машина казалась звездолётом, прибывшим из другой галактики! Всюду лампочки, кнопочки, тумблеры, похрипывающая радиостанция. В общем, есть от чего потерять дар речи. Однако то было лишь началом представления. Пользуясь уважением в среде папиных друзей, Стасик однажды пробрался на место рулевого и включил сирену. Ухнуло так, что бездомные коты рассыпались по двору, будто шарики из разлетевшегося вдрызг подшипника по столу! Полосатые рожи потом ещё с неделю обходили недобрую подворотню стороной, злобно скрипя по соседним скверикам и люкам теплотрассы. Признаться, Яська и сам чуть не упал. Во всём был повинен шок – он как бы вырвал опору из-под ног. Уши естественно заложило, а Стасик долго смеялся, наблюдая за тем, как «несмышлёный Ясик» чудно открывает рот, силясь вернуть утерянный слух.
Но в один жуткий вечер веселье закончилось. Как Яська понял из отрывистых разговоров родителей, случилось что-то страшное.
В промышленной зоне города загорелся завод по переработке нефти. Естественно, все пожарные расчеты были брошены на борьбу с огнём. Хотя это было сложно назвать огнём. Яська отчётливо помнил ужасную картинку, что передавали по телевизору. Это было что-то огромное, всклокоченное, постоянно меняющее форму и очертания. Оно, в большей степени, походило на грозовое облако или на подводный вулкан, хотя на деле не являлось
Яське сделалось страшно, и он больше не смотрел. Однако уже увиденного с избытком хватило на всю ночь.
А ночью приснился огромный огненный шар, местами покрытый чёрными проплешинами, как Солнце – пятнами. Однако на этом сходство со светилом заканчивалось. На поверхности странного шара раскинулся необъятный океан лавы, атакующий огненным шквалом местами затвердевший гранит. Зрелище поражало, чего и говорить! Оно походило на гиену огненную. Затем картинка приблизилась, и Яська в ужасе различил на чёрном фоне мелькающие силуэты людей. Это были ни кто иные, как сгоревшие пожарники. Они боролись с огнём даже после смерти, помогали друг другу, силились пробиться сквозь пышущие жаром потоки, отступали, закрывая почерневшие лица обугленными руками, – но и думать не думали сдаваться! А когда картинка приблизилась настолько, что стало возможно вглядеться в отдельные лица...
Яська не помнил, чтобы хоть раз в жизни он просыпался посреди ночи от собственного крика. Вернее это был даже не крик, а самый настоящий визг. Так, наверное, вопит обречённый на верную смерть пленник в руках безжалостного палача. Тут уже не до приличий и совершенно безразлично, что можно по неосторожности причинить тяжкий вред самому себе. Хочется просто вырваться, любой ценой, кровь из носу, здесь и сейчас! Стряхнуть с плеч адские муки, чтобы хотя бы на одну единственную секунду, перед смертью, ещё разок вдохнуть пьянящий аромат свободы.
Так и Яська, насилу вырвался из огненных лап полуночного кошмара, после чего забился в угол между стеной и спинкой кровати, и просидел так до утра. Раньше он думал, что страшные сны вспоминаются лишь ближе к обеду, так что засыпая вновь, можешь быть уверенным, что дальше приснится что-нибудь другое, не столь жуткое.
Однако той ночью, Яська всецело убедился, что исключения случаются не только в грамматике по русскому языку. Оказывается и сны повинуются данному правилу, да ещё как! Впоследствии Яська назвал этот вид ночных кошмаров – «цветными снами». Он не мог объяснить, причём тут слово «цветные» – как-то само собой вышло, как и вся фраза. А как придумалось, так и повелось.
«Цветные сны» характеризовались жутким сюжетом, невозможностью проснуться усилием воли, а самое ужасное, – что по достижении кульминации приходила боль. Причём её реально можно было чувствовать на протяжении каких-то долей секунды, пока разум отходил ото сна и приспосабливался к условиям яви. Как будто соприкасались два разнородных измерения, в которых одновременно существовало Яськино сознание. Соответственно и чувства тоже сливались воедино, в результате чего начавшаяся во сне пытка, на какое-то мгновение оказывалась частью реальности. Затем ниточка всё же рвалась – или преломлялась некая грань обеих пространств, – в результате чего, явь всё же наступала, отсекая боль. И самое страшное, что явь эта несла в себе информацию: воспоминания, которых по законам жанра быть не должно! По крайней мере, до утра, когда в сознании обозначится запутанный сюжет, грязь, катакомбы, душегуб с клещами и прочее. А так как вся эта жуть оставалась в голове, она тут же возвращалась к Яське, как только он пытался заснуть заново. Причём начиналось всё с того самого момента, на котором прервалось мгновением раньше, точно сериал или реальная игра, придуманная кем-то невменяемым.