Сквозь тернии
Шрифт:
Взгляните только на нее — она танцует! Она кружилась вокруг бабушки, временами выбрасывая руку, чтобы шлепнуть бабушку, а временами выбрасывая в стороны ноги, выкрикивая:
— Мне следовало бы знать, что это ты. С тех самых пор, как ты переехала сюда, Барт сошел с ума. Почему ты не можешь оставить нас в покое? Ты специально приехала сюда, чтобы разрушить то счастье, которое мы с таким трудом построили с Крисом для себя. Впервые за много лет мы были счастливы. Но ты приехала и разрушила наше счастье. Ты разрушила еще и психику Барта, и настолько, что теперь придется поместить его в лечебное учреждение, как тебя когда-то. Как я тебя ненавижу! Как я ненавижу тебя за все это: Кори, Кэрри, а теперь Барт — будет ли конец счету твоих жертв?
Ловко выбросив вперед ногу, она подбила бабушку под колени — та упала на пол, как груда черного тряпья, и мама в момент была на ней. Она прижала ее к полу и сорвала с шеи жемчужные бусы с застежкой из бриллианта. Со страшной силой мама рванула уже похищенные у бабушки бусы, а жемчужины неслышно рассыпались по восточному ковру.
Джон Эмос грубо схватил маму и поднял ее на ноги. Он держал ее и тряс:
— Сейчас же соберите жемчуг, миссис Шеффилд, — злобным, сильным голосом приказал он, и я удивился, откуда при его дряхлости у него такой голос.
Он поразил меня жестокостью, которая была в его лице, когда он держал маму. Джори бы бросился на него и защитил маму. Но я — я не знал, что делать. Ведь Бог должен покарать маму за грехи, а если я стану ее спасать, что тогда Бог сделает со мной? К тому же Джори больше меня. Папа часто говорил, что все, что ни делается — все к лучшему; так что так и должно было случиться. Но все же я чувствовал себя глубоко несчастным.
Мама, похоже, не нуждалась в моей помощи. Она резко двинула головой, и искусственная челюсть Джона хряснула. Я ясно слышал этот звук. А мама уже была вне досягаемости. Джон с яростью бросился на нее. Он готов был убить ее, он сам стал ангелом мести!
Мама коленом резко ударила ему в живот. Джон вскрикнул и согнулся пополам, а потом рухнул на пол и катался по полу с проклятиями:
— Будь ты проклята!
— Будь ты проклят, Джон Эмос Джексон! — закричала ему мама. — Если ты только прикоснешься ко мне еще, я выцарапаю твои глаза! Тем временем бабушка поднялась на ноги и стояла, шатаясь, посередине комнаты, пытаясь надеть порванную вуаль. В этот момент мама залепила ей пощечину, так что бабушка упала в кресло.
— Будь же и ты проклята, Коррин Фоксворт! Я надеялась, что никогда больше тебя не увижу. Я надеялась, что ты умрешь в этом «скорбном доме», избавишь меня и себя от агонии последнего свидания, от звука твоего голоса, который я когда-то любила. Но мне не везет. Мне бы стоило знать, что ты чересчур сосредоточена на своих черных помыслах, чтобы оставить нас с Крисом. Ты, как и твой отец, изо всех сил цепляешься за жизнь, которую и жизнью-то нельзя назвать.
Я никогда не подозревал, что у моей матери такой дикий темперамент.
Ее характер, оказывается, совершенно как мой. Я был шокирован и испуган. Я не дыша смотрел, как мама возила старую бабушку по креслу, а потом они обе покатились на пол, не замечая все еще стонавшего Джона Эмоса, который, казалось, уже не встанет. Мама снова придавила своим телом бабушку, снимая с ее пальцев все ее дорогие украшения. Бабушка слабо старалась защитить свои сокровища.
— Прошу тебя, Кэтрин, не делай этого, — умоляла она.
— Ты! — рычала мама. — Как я желала видеть тебя поверженной, умоляющей. Тогда к своему несчастью я тебя пожалела, но теперь мой день отмщения! Смотри, что я сделаю с твоими побрякушками! — Она собрала все кольца в кулак и швырнула в пылающий огонь камина. — Вот, гляди! Кончено! Это нужно было сделать в ту ночь, когда умер Барт.
С торжествующим видом она побежала, чтобы подхватить Синди, затем в фойе одеть ее. Она схватила свое пальто… А Джон Эмос, наконец, поднялся, бормоча что-то о дьявольском отродье, которое надо уничтожить.
— Чертова шлюха, надо ее прикончить, пока она не наплодит еще этого дьявольского отродья!
Я явственно слышал это. Может быть, мама не слышала?
Я выбрался из своего убежища, так и незамеченный бабушкой, которая сидела на полу и плакала.
Мама уже была одета и обута, но подошла к двери, чтобы взглянуть на бабушку.
— Что ты сказал, Джон Эмос? Я слышала, ты назвал меня чертовой шлюхой и дьявольским отродьем? Скажи это мне в лицо! Не осмелишься! Ну, что же ты? Теперь я больше не та испуганная девочка! Теперь мои ноги и руки сильны, а твои — немощны. Ты теперь так просто со мною не справишься.
Он направился в ее сторону, держа в руке кочергу, которую он, должно быть, взял из камина. Она расхохоталась: он показался ей несерьезным противником. Она стремительно пригнулась и вновь ударила его сзади здоровой ногой с такой силой, что он рухнул ничком, выкрикнув в отчаянии ругательство.
Я тоже вскрикнул. Все шло совсем не так, как планировал Бог устами Джона Эмоса и я. Я не ожидал, что сам Джон поднимет на маму руку.
Тут мама увидела меня, и ее глаза испуганно расширились, а лицо побледнело. Она прошептала:
— Барт.
— — Джон Эмос сказал мне, что я должен делать, — прошептал я.
Услышав это, она резко обернулась к бабушке:
— Полюбуйся, что ты наделала. Ты настроила моего собственного ребенка против меня. Ты способна даже на убийство. Ты отравила Кори, ты отравила существование Кэрри настолько, что она наложила на себя руки, ты убила Барта Уинслоу, когда послала его в огонь спасти старуху, которую не стоило и оставлять в живых; а теперь ты отравляешь сознание моего сына. Ты избежала правосудия, инсценировав сумасшествие. Но ты не была невменяема, когда подожгла Фоксворт Холл. Это был, наверное, твой единственный в жизни умный шаг. Но теперь пришел мой черед. — И с этими словами она подбежала к камину, схватила совок для золы, отбросила в сторону экран и начала выбрасывать горячие красные угли на красивый восточный ковер.
Как только ковер задымился, мама закричала мне:
— Барт, надевай пальто, мы уходим! Мы уедем так далеко, что она никогда не сможет найти нас, никогда!
Я закричал от страха, закричала и бабушка. Мама была столь сосредоточена на том, чтобы застегнуть Синди, что не заметила, как поднявшийся на ноги Джон Эмос снова взял в руки кочергу. Я хотел предупредить маму, но крик замер у меня на губах, язык будто примерз, а кочерга уже опустилась на ее голову. Мама упала на ковер, как тряпичная кукла.