Сквозь Тьму и… Тьму
Шрифт:
Все это нисколько не интересовало старшего Ревнителя Гаара, и его придирки к послушнику Бренику становились все более частыми и нетерпимыми. Это было тем более прискорбно, что Бреник мечтал стать именно Ревнителем Благолепия; у него в отношении этих людей еще были некоторые иллюзии – по молодости ли, по некоторой ли присущей ему наивности. А такое отношение старшего Ревнителя Гаара могло закрыть перед ним двери храмовых залов, где по особым, тайным от всех методикам, готовились Ревнители, без сомнения, лучшие воины во всем Ланкарнаке. Да что там – во всем Арламдоре! Бреник знал, что один Ревнитель в схватке стоит пятерых обычных людей, даже таких молодых и сильных, как он, послушник Бреник.
И это были не пустые слухи…
Не то чтобы он совсем не догадывался о причине придирок Гаара. Нет, глухая, упорно пробивающаяся сквозь покровы молчания и запретов
Бреник начал уборку. Его руки действовали в четком, слаженном ритме. Мало-помалу он отвлекся от работы, выполняя ее чисто механически. Мысли же его были о другом. Ему вдруг вспомнилось детство, такое недавнее и такое далекое. Вспомнил рассказы бабушки о великом боге Ааааму, благословившем Арламдор и все Верхние и Нижние земли на сохранение рода человеческого, на соблюдение чистоты и Благолепия. Тогда, мальчиком, он представлял себе того, чье истинное Имя неназываемо, прекрасным воителем на крылатом белом коне. Бог величественно поднимался в небо, чей простор священен для каждого верующего, и простирал руку, благословляя спасенный им народ… Ааааму казался совсем молодым, наверное, ненамного старше, чем вот сейчас Бреник, с реющими на теплом ветру длинными волосами и в белом одеянии с голубой каймой, символом Неба. А за спиной летящего бога сидела… Нет, нельзя, нельзя! В свое время бабушка прочитала Бренику ошеломляюще красивую балладу о Святой Чете – боге Ааааму и его спутнице с парящим, поющим и светлым, как купол небес, именем Аллианн. Было у нее и другое имя: Та, для Которой светит солнце. Наверное, именно эта баллада привела совсем тогда юного Бреника в Храм. Ему казалось, что именно здесь, в этих величественных стенах, он будет ближе к своей мечте – светлому богу-спасителю на летящем белом коне и невыразимо прекрасной женщине за его спиной, обнявшей обеими руками стройный стан того, чье истинное Имя неназываемо. Но тут его постигло страшное разочарование… Оказывается, для непосвященного не могло быть никакой Аллианн, это ересь, попрание Благолепия, и согласно канонам – Ааааму одинок. К тому же его настоящее имя нельзя было произносить, да и не знали его простые смертные.
Бреник не сразу вник в непроходимые дебри богословия и едва за это не поплатился. Обошлось, впрочем. Но отныне Бреник предпочитал не вспоминать о прекрасной мечте своего детства, чете небожителей на парящем в небе скакуне…
Распахнулась дверь, и вошел омм-Гаар. Вошел как всегда – шумно, громоздко, с сопением. Он взглянул сначала на Бреника, потом на результаты его кропотливой работы, потянул носом воздух… Работа была закончена и сделана так тщательно, что даже старший Ревнитель Гаар, способный уличить новорожденного ягненка в убийстве льва, не сразу нашелся что сказать. Впрочем, на то он и старший Ревнитель, чтобы…
– Так, – сказал он с откровенно недоброй интонацией, – я вижу, ты делаешь успехи в ублажении старших по сану. Молодец, Бреник. И бассейн вычистил, и мраморные плитки протер, и воду сменил? Воистину ты примерно исполнил мое повеление. Умница!
Эта похвала отчего-то испугала младшего послушника Бреника куда больше, чем самая витиеватая и далекоидущая угроза в его адрес, на которые был щедр старший Ревнитель Гаар. Он заморгал и уставился на огромного, тучного сановника, который неспешной походкой приближался к нему. На толстом лице омм-Гаара, как масляное пятно на поверхности воды, медленно расплывалась липкая улыбка. Характер этой улыбки мог определить даже такой неопытный и слегка наивный человек, как младший послушник Бреник. Да!.. Все те слухи, которые распускали о старшем Ревнителе, о его якобы любви к молоденьким мальчикам, о том, что ключник Храма ставит на уборку покоев Гаара только самых смазливых пареньков из числа послушников, – все это оказалось правдой! Бреник содрогнулся от отвращения, и в ту же секунду огромная лапа омм-Гаара легла на его плечо. Снизив голос до какого-то сладкого мурлыканья (казалось, такой тембр ну никак невозможно выдоить из могучего баса старшего Ревнителя!), омм-Гаар произнес чуть нараспев, налегая на гласные, или поющие, по выражению Цензора (ох, сюда бы его!):
– А теперь я хотел бы попросить…
Не приказать! Попросить!
– …попросить тебя еще об одном одолжении.
«Одолжении»! Не беспрекословном исполнении приказа, а – одолжении! И голос, голос – какое-то мармеладно-шоколадное варенье, а не привычный рык старшего Ревнителя, к которому так привык Бреник, да и все другие служители или невольные гости Храма! Бреник попытался высвободиться, но Гаар, утратив свой бас, ничуть не утратил силищи, а она у него была богатырская. Бреник знал, что в любом случае у него, младшего послушника, не будет ни единого шанса – омм-Гаар гораздо сильнее, а равно, несмотря на внешнюю неуклюжесть и громоздкость, быстрее и скоординированнее. Все-таки – не поваренок с заднего двора, а старший Ревнитель!
– Я хотел бы проверить, как тщательно ты сменил в бассейне воду, – продолжал омм-Гаар. – Искупайся там, милый. А если все в порядке, то я присоединюсь к тебе, и мы выкупаемся вместе. Ну же!.. Ты что, меня стесняешься? Ты же, как я помню, мечтал о том, чтобы обучаться на Ревнителя. Так это первый шаг: доверять своему будущему наставнику. Ну же!..
Бреник побледнел. Сквозь сжатые зубы вырвалось прерывистое, сдавленное дыхание. По спине прокатилась ледяная волна… Уже в следующий миг Гаар, потеряв терпение, рванул Бреника за плечо, и клок послушнического одеяния остался у него в руке. Бреник слабо вскрикнул и хотел отскочить к стене, но с непостижимой быстротой Гаар настиг его, накатился, вцепился обеими руками и стал попросту срывать с него одежду.
– О Ааааму!.. – вырвалось у сопротивляющегося Бреника.
Тошнота подкатила к горлу, когда он увидел у самого своего лица полуоткрытый слюнявый рот старшего Ревнителя, почувствовал его несвежее дыхание. Неизвестно, что было бы дальше… Впрочем, припасем эти стыдливые отговорки для какого-нибудь другого, более достойного и более неопределенного случая. Известно, что было бы дальше, когда бы в роковой для Бреника и его мужественности миг в двери не постучали. Стук повторился, потом снова и снова, уже с большей силой и настойчивостью, а потом стучавший удостоверился, что двери не заперты, и попросту ворвался в покои старшего Ревнителя. Распаленный омм-Гаар повернул голову, чтобы встретить нарушителя спокойствия (если к вышеописанной сценке вообще применимо подобное определение) рыком, которым он пугал в Храме всех от мала до велика… Но увидел, что к нему явился единственный человек, который ничуть не боялся его басовых раскатов.
Это был не кто иной, как Стерегущий Скверну.
И ворвался он к омм-Гаару с совершенно не приличествующей его возрасту и сану поспешностью.
Счастье старшего Ревнителя, что глава Храма был подслеповат. Иначе он успел бы разглядеть то стремительное движение, жест, скорее тычок, которым омм-Гаар загнал почти голого Бреника под ложе. Понятно, что Стерегущий Скверну едва ли одобрил бы наклонности брата Гаара. Для Ревнителей в отличие от Цензоров и Чистого духовенства, куда входили сам Стерегущий Скверну и трое его приближенных, целибат и целомудрие вообще не были обязательны. Однако это не извиняло противоестественных наклонностей Гаара и особенно того, как он эти наклонности распространял на послушников Храма. Разумеется, сам старший Ревнитель превосходно понимал это, и теперь он переводил дух, искренне надеясь, что Стерегущий Скверну ничего не успел заметить.
Ему повезло (Бренику, понятно, тоже). Стерегущий Скверну в самом деле ничего не заметил. Его обуревали куда более серьезные тревоги, и в апартаменты омм-Гаара он ворвался явно не с целью застать тут голого послушника, растлеваемого коварным старшим Ревнителем. Нет, конечно же нет! Омм-Гаар вообще не мог припомнить, чтобы Стерегущий вот так врывался к нему и при этом развивал непозволительную скорость. Значит, случилось что-то серьезное. Очень серьезное.
Гаар вглядывался в скульптурное лицо владыки Храма, и чем больше он смотрел, тем основательнее забывал о послушнике Бренике, дрожащем под ложем. Смертельная тревога искажала черты Стерегущего. Под глазами пролегли тени, взгляд лихорадочно заострился; жесткая складка рта сломалась, уголки губ опустились книзу, и сейчас величественный настоятель ланкарнакского Храма походил на простого смертного, которого застигли врасплох за каким-то предосудительным занятием. Гаар, который сам едва не был пойман на месте преступления, прекрасно почувствовал смятенное состояние Стерегущего. Но что, что повергло главу Храма в шок? В такое непозволительное для его сана ошеломление?