Сквозь толщу лет
Шрифт:
…Воспоминание об этом аэропланчике, похожем с большой высоты на насекомое, кольнет Фриша почти через тридцать лет. В Бруннвинкль доставят свежий выпуск «Нэшнл Джиогрэфик». Чтение этого журнала Фриш не считал пустой тратой времени в часы досуга. Открыв номер, он обнаружит, как всегда, технически безупречные фотографии некоторых знакомых ему и до неузнаваемости изуродованных пейзажей. Бедствия, порожденные далеко не одними только географическими факторами, терзают казавшуюся когда-то столь благоустроенной, благолепной и благоденствующей страну и землю.
О многом был к тому времени наслышан Фриш, но считал: журналисты мастера сгущать краски. Однако «Нэшнл Джиогрэфик» в его представлении — издание почти научное. И что он здесь видит?
«…Катастрофа началась еще летом предыдущего года, в 1977-м она разрасталась с пугающей быстротой. Свыше шести миллионов жителей Калифорнии мрачно смирились с рационированием воды… Жестоко пострадала
Но это Фриш будет читать почти тридцать лет спустя. А сейчас самолет продолжает свой рейс и впереди громада Нью-Йорка.
Здесь Фриш снова встретил У. Биба. Тот уже успел, оказывается, уладить финансовые дела будущей тринидадской станции в джунглях и начал переговоры с архитекторами и строителями. Американская деловитость вновь восхитила Фриша. Он и представления не имел, что кто-то настолько заинтересован в быстром развертывании исследований экологии джунглей. Вьетнамская война была еще далека…
Тогда, узнав от Биба об успехе его инициативы, Фриш с тайной надеждой подумал, чем обернется для него и его работ недавнее совещание на 55-м этаже и разговор с директором фонда.
Последний день в Западном полушарии Фришу все же удалось провести на большой промышленной пасеке, а вечером встретиться с деятелями пчеловодного бизнеса США.
— Насколько щедрее в вашей стране природа, — говорил он, — насколько богаче и разнообразнее нектароносная флора, насколько длительнее периоды взятка и как вы технически вооружены! Самые искушенные пасечники Западной Европы, если бы оснастить их не хуже американских, все равно не смогут поднять средние медосборы до 75 фунтов на семью. И тем не менее знакомство с опытом американских пчеловодов полезно и для европейцев.
Перелет из Лондона в Мюнхен занял сравнительно немного времени, зато из Мюнхена к себе в Грац Фриши тряслись в поезде тринадцать часов — столько же, сколько летели из Нью-Йорка в Лондон.
Вот что записал Фриш о всей поездке:
«В первую очередь пчелам обязан я тем, что уже дважды побывал в Америке. Впрочем, не только в Америке. Именно тайны, поведанные насекомыми, открыли передо мной двери многих стран: Швейцарии и Голландии, Англии и Франции, Югославии, Дании, Швеции, Финляндии и других замечательных мест. Было бы у меня легкое перо для описания путешествий, сколько можно рассказать! Одно замечу. Из каждой поездки я возвращался внутренне обогащенным. Убежден: нет ничего прекраснее сбора духовных сокровищ…»
Визит на 55-й этаж не прошел бесследно. Рокфеллеровский фонд выделил средства на восстановление разрушенного крыла университетского здания в Граце. Это было замечательно. Часть пособия ассигновали на продолжение опытов по восприятию пчелами поляризованного света. И это было тоже замечательно.
Но то, что первый отчет об исследованиях (он увидел свет в международном журнале «Экспериенкция») пришлось
И тут пришло письмо от Рут Бойтлер из Мюнхена «Разрушенная часть института восстановлена. Ваше место сохраняется. Возвращайтесь».
Так Фриш расстался с Грацем и после пяти лет разлуки в пятый раз переехал в Мюнхен, где получил жилье в университетском общежитии, которое в просторечье именовалось «казармой для интеллигентов».
А через некоторое время на участке, где когда-то стоял их собственный, теперь вконец разоренный мародерами дом, подняли новый, пока еще крошечный домик.
«Я попал на пасеку Звенигородской биостанции Московского университета, когда Фриш уже был достаточно известен. Возле крошечной избушки, превращенной Александром Федоровичем Губиным в лабораторию, стояло десятка полтора ульев. Среди них выделялся плоский, вертикальный короб. Губин снял с него утепляющие ставни, и в пчелиной сутолоке за стеклянными стенками замелькали цветные пятнышки — метки на спинках насекомых. Ни на пасеке коммуны имени Щорса на Волыни, где я проходил студенческую практику, ни у пчеловодов, с которыми позднее работал, — нигде не было стеклянных ульев и пчел с разноцветными точками на спинке.
— Последите за любой меченой пчелой, хотя бы за этой, — говорил Александр Федорович. — Видите, она совершает круги, бегая по сотам. Так вербуются новые сборщицы корма и одновременно получают наводящие указания, где фуражиров ожидает взяток.
Через несколько дней я покинул Звенигород, прочитав на прощанье Губину знаменитые блоковские строчки: „…погружался в море клевера, окруженный сказками пчел…“. И получил от него только что вышедшее русское издание книги К. Фриша „Из жизни пчел“, вместе с оттисками его собственных статей, посвященных тому, как вернее направлять пчел на цветущие посевы нужных культур. Известные опыты академика И. П. Павлова — выработка условных рефлексов у собак, дрессируемых с помощью корма, — были здесь положены в основу работы с беспозвоночными, у которых головной мозг представляет нервный узел, только развитый несколько больше, чем остальные. Опыты Губина сразу привлекли к себе внимание биологов и пчеловодов в СССР и за рубежом. Колхозы и совхозы переходили на новые севообороты, всюду вводились посевы кормовых трав, в том числе красного клевера, и каждый год требовалось огромное количество его семян. А их было мало. Дрессировка пчел на посещение и опыление клевера удваивала и утраивала количество оплодотворенных цветков, а вместе с тем и урожай семян.
„Сказки пчел“, которые услышал Александр Блок в море клевера, обещали стать реальным агрономическим делом. Разум человеческий оказался приложен к „Разуму цветов“, воспетому Метерлинком и восхитившему С. Я. Маршака.
И вот двадцать лет спустя я вместе с другими советскими пчеловодами в зале Венской ратуши на международном конгрессе.
Сколько здесь пчеловодных знаменитостей, известных мне до того только по статьям и книгам!
Вот лидер американских пчеловодов — доктор Гембльтон из департамента земледелия США; доктор Ева Крейн — неутомимая путешественница, возглавляет Международную ассоциацию исследователей медоносной пчелы, она редактор международного пчеловодного обозрения „Би Уорд“; другой путешественник, объездивший десятки стран Восточного полушария в поисках лучшей естественной породы пчел, — Адам Керле с пасеки Бакфестовского монастыря на юге Англии, „брат Адам“, создатель новой породы пчел; специалисты из „Миель-Карлотты“ в Куерневако, Мексика: это самое крупное в Западном полушарии пчеловодное предприятие… Доктор Анна Маурицио из Либефельдской станции в Швейцарии, где она трудится свыше тридцати лет; Жорж Альфандери, продолжающий дело, начатое его отцом Эдмоном, видным пчеловодным автором, основателем „Ля газетт апиколь“, издающейся непрерывно с 1900 года, журнала, известного во всем пчеловодном мире… За последние несколько десятилетий семья Альфандери собрала уникальную библиотеку по истории энтомологии вообще, и в частности по биологии пчел и практическому пчеловодству. А это английская художница Дороти Ходжес, написавшая исследование о пчелиной обножке. У книги существует своеобразный прецедент. Если верить Конан-Дойлю, Шерлок Холмс подарил человечеству справочное пособие, позволяющее определить сорта табака по цвету пепла. Книга Ходжес проиллюстрирована не только зарисовками отдельных моментов работы пчел на тычинках цветка, но и красочными таблицами, где по цвету обножки можно узнать растения, с каких пчелы брали пыльцевую добычу. Только глаз художника способен обнаружить столько оттенков — на каждой странице десятки вариантов серого, сизого, желтого, бурого, кирпичного… Вот руководитель австрийской пчеловодной станции в Лунц-ам-Зее доктор Фриц Руттнер, выдающийся специалист по генетике пчел… И, увы, нет Александра Федоровича Губина — славы и гордости советского пчеловедения, командарма пчелиных эскадрилий, которые по путевкам агрономов опыляют посевы, сады, виноградники: он тяжело болен, слег перед самым выездом.