Сквозь толщу лет
Шрифт:
Все это видели потом десятки людей сотни раз. Сомнений в точности ответа не было. Изменения концентрации сиропа не влияли на фигуры танца. Ближние — кружились, дальние — виляли, рисуя восьмерки.
Была сделана еще одна проверка, сироп в кормушках заменили пыльцой. И все равно синие кружились, а красные, прилетевшие издалека с корзинками обножки, выписывали восьмерки.
В следующей серии проверок «синюю» кормушку с сиропом стали отдалять от улья, «красную» начали приближать. И каждую новую позицию кормушек в поле оказалось возможным проследить по изменениям фигуры и движений танца меченых сборщиц в улье. Танец «синих» стал постепенно переходить в восьмерку с ровным бегом в полукружиях и вилянием брюшка в прямых. Танец «красных» стал все больше
Однако из этих наблюдений у стеклянного улья не ясно еще было, как совершается процесс, который И. П. Павлов называл переходом с передаточного провода на приемный.
Видно было только, как пчелы, возбужденные кружениями и виляниями танцовщицы, вприпрыжку спешили за ней, повторяя ее движения, вытягивая усики, но не ощупывая ими танцующую. И ничто не говорило пока о том, как прочитывают пчелы указания, сообщаемые им на немом «языке» движений. Хотя многое и сейчас не разгадано, известно, однако, что танец — это сигнал, информация, насыщенная очень содержательными подробностями. И ритм, и количество поворотов, и быстрота бега пчелы во время танца имеют определенное значение, определенный, можно сказать, смысл. Так, чем дольше полет, в который вызывает пчел танцовщица, тем быстрее и чаще производит она во время танца виляние брюшком. При вызове в стометровый полет танцующая пчела при каждом пробеге делает не больше двух-трех виляний, при вызове в полет на двести метров — четыре, на триста — пять-шесть, на семьсот — уже десять-одиннадцать.
Таким образом, глядя на танцующую пчелу, можно довольно точно определить, с какого расстояния она принесла свой взяток. Но если бы информация ограничивалась одним только сообщением расстояния, справкой о том, как далеко находится корм, за которым надлежит отправиться, завербованным пчелам пришлось бы, покинув улей, летать по всем направлениям в поисках нужного места. И цели достигали бы очень немногие.
Здесь исследования вступили в область открытий, которые показали, до чего многообразны направления, в каких идет в природе развитие от низшего к высшему, от простого к сложному. Еще недавно взаимная анатомическая приспособленность, обоюдная пригнанность устройства тела насекомых и цветков, которые ими посещаются, считалась наиболее показательным образцом гармонической слаженности, отшлифованной тысячелетиями действия законов естественного отбора. Но танец пчел поставил вопрос уже не о «приспособленности», а о возникновении сложной и точной системы коммуникаций в улье.
Подсчеты пчел, прилетающих на разные пластинки, каждый раз подтверждали, что множество пчел ищет добычу не где попало, а именно вблизи от места, где прежде брали корм другие сборщицы той же семьи. Это означало, что новички вылетают из улья за взятком не наобум, а по совершенно определенному направлению. И это не какая-нибудь «душистая дорога», оставленная в воздухе первыми разведчиками: направление полетов, подобно расстоянию, точно так же заключено в фигурах танца пчелы-вербовщицы.
Три точки — положение солнца на небе, место, где стоит улей, и место, где находится добыча, — намечают собой вершины воздушного треугольника, в котором две точки — леток улья и место взятка — являются постоянными, а третья — переменной. Угол, образованный двумя прямыми: первой, соединяющей обе неподвижные вершины треугольника (леток и место взятка), и второй, соединяющей одну неподвижную (леток улья) с подвижной (положение солнца на небосводе), оказывается главным ключом в сигнале. Величина этого угла — его назвали солнечным — и определяется с одной стороны прямой, соединяющей полукруги, описываемые пчелой в восьмеричном или серповидном танце, и с другой — вертикалью, направлением силы тяжести на отвесно висящем соте.
Фриш и его помощники давно обратили внимание, что виляющий танец восьмерки совершается не всегда одинаково. Похожая на два «о»,
Позиции танца менялись в течение дня соответственно изменению угла солнца, причем — по часовой стрелке.
Все это происходило настолько четко, что оказалось возможным заранее математическим путем определять на разные часы дня форму танца пчел, летающих с кормушек, установленных в определенном месте. Пчелы выписывали на сотах под гравированным стеклом фигуры, которые представляли настоящий солнечный азимут для сборщиц.
Это тригонометрическое определение адреса, автоматически воспринимаемое в танце мобилизованными пчелами, служит им штурманским руководством в полете. Поэтому-то пчелы могут летать за кормом без всяких провожатых и сами по солнечному компасу находить нужное место.
Уже знакомый нам биолог, профессор Реми Шовен впоследствии рассказал, как ученый мир встретил сообщение об опытах, описываемых здесь. Они не привлекли научного внимания, признает профессор Шовен, и объясняет почему: «Чтобы быть услышанными мужами науки, требуется много времени, особенно если речь идет о необычных явлениях». Шовен пишет далее, что «биологи, никогда в жизни не изучавшие пчел, не постеснялись говорить о „нелепых бреднях“». Профессор Торпе из Кембриджа, зная, что все положения, связанные с сигнальным значением танцев пчел, «яростно» опровергаются, решил поглубже разобраться в вопросе и сам выехал на место работы. Исследовательское оборудование оказалось чрезвычайно простым: ульи с пчелами, за которыми велось наблюдение, шаблоны для измерения углов, образуемых некоторыми фигурами танца пчел… В саду вокруг пасеки были расставлены плошки с медом, но Торпе не знал, ни на каком расстоянии они находятся, ни в каком направлении к ним идти; ему было только показано, как следует читать эти указания в танцах пчел. Оставшись один с пчелами подопытного улья, которые танцевали с настоящим неистовством, Торпе взял угломер и принялся разбирать фигуры танцев в соответствии с полученными инструкциями. «Каков же был мой восторг, — признался он, — когда я нашел все плошки, следуя только указаниям, даваемым в танцах пчел».
Полезно сообщить, что некоторые пчелы-разведчицы, вернувшись в улей, танцуют иногда по нескольку часов подряд, причем фигуры танца меняются соответственно движению солнца. Танец нередко прерывается на ночь, а когда утром возобновляется, то угол пробега (сигнал, связанный с положением солнца) точно отражает его. Фигуры танца отображают положение солнца и в пасмурную погоду, когда небо закрыто облаками. В этих случаях сигнальными вехами для пчел служит воспринимаемая фасетчатыми глазами степень поляризации солнечного света.
Впрочем, далеко не всякая пчела, прилетевшая со взятком, танцует в улье. Сборщица танцует, когда взяток достаточно богат. Чем обильнее источник корма, тем дольше, тем усерднее танцует она, тем больше пчел выводит в полет.
Однако если посадить пчелу на пропускную бумагу, которая с помощью шприца редко и скупо смачивается снизу сиропом, так, что корм достается пчеле с трудом, то она, вернувшись в улей и сдав добычу приемщицам, танцевать и звать за собой других не станет, хотя сама и может отправиться на старое место.
Больше того — опытами, законченными позже, доказано, что при встречном ветре танец совершается так, будто бы место взятка находится дальше, а при попутном так, будто лежит ближе.
Новые, проведенные в горной местности опыты показали, что, когда сборщице предстоит подниматься вверх, то есть лететь в гору, танец производится медленнее, как если бы место взятка находилось дальше. В обратном случае, когда сборщице надо спускаться вниз, танец оказывается более быстрым, будто путь короче.