Сквозняки закулисья
Шрифт:
Катька раскашлялась во сне. Даша вспомнила, что забыла отпроситься с репетиции, значит, посещение поликлиники с дочерью опять придется отложить. Она потрогала лобик, – кажется, температуры не было. Если завтра дочке станет хуже, придется вызвать врача. В конце концов, здоровье ребенка дороже работы, а замену в театре как-нибудь найдут.
Телевизор изгалялся в нагнетании очередных ужасов, но Даша тупо смотрела на экран, – все новости прошли мимо ее сознания, даже прогноз погоды не привлек внимания. Сейчас ее занимало только то, что не оставляло весь день, – повторится ли вчерашний сон? Появится ли снова в ее спальне тот мужчина? Она и боялась ночи, и не смела сама себе признаться, что хочет продолжения. Хочет и боится. Боится одинокой спальни, кровати, своих тайных желаний. Однако, вопреки опасениям сон не торопился. Она не могла себя заставить расслабиться и ворочалась с боку на бок, прислушиваясь к звукам из дочкиной комнаты, а вредный будильник мигал цифрой четыре. «Вот тебе и сон сладостный, неудачница», – Даша накинула халат и тихонько вошла к Катьке. Большой ушастый заяц – розовый в серый горох – застрял в пододеяльнике. Она освободила его и присела на стульчик у кроватки. Дочка во сне улыбалась, и нестерпимо захотелось спеть ей – спящей – колыбельную песню. Все равно какую, главное добрую, красивую, светлую – про зеленые леса, пахучие цветы, ласковое море. Про счастливую будущую жизнь. Она смотрела в окно на луну и укачивала зайца, а на немудрящий мотив тихонечко напевала о том, что приходило в голову.
– Жизнь… Жизнь… Жизнь…
Спи, моя хорошая. Пусть тебе снятся только счастливые сны.
Как все изменилось – время, ценности, желания, претензии. Наши деды и отцы мечтали дойти до полюса, изобрести вечный двигатель, осчастливить все человечество, быть первыми, лучшими… Теперь все спустилось с небес на землю. Ты уже не рвешься на полюс, а просто идешь в магазин. А у кого-то цель – приобрести «тачку». Лучшая подруга прожужжала все уши новой шубой. Все нужно. Да. Но как странно цель изменила свой адрес: от быть до иметь. Квартира, дача, машина, шуба…
Спи, моя хорошая. Пусть тебе снятся только счастливые сны.
Куда уходят наши голубые и розовые мечты? Может, их беда в том, что они были слишком голубые или абсолютно розовые… Или не выдержали конкуренции цветного телевидения… Или просто их, не было? Не было. Не было… Не было?!
Спи, моя хорошая. Пусть тебе снятся только счастливые сны.
А что было в моей жизни?
Еще тридцать… с хвостиком. Пока с хвостиком. Уже с хвостиком.
Кто-то ведь не дожил. Кто-то ведь не сделал… А кто-то успел. Сумел оставить и остаться в людской памяти.
Спи, моя хорошая. Пусть тебе снятся только счастливые сны.
Хорошо сказано: «Все зависит от цели». Была ли она – цель? И, если была, то где, в чем? Училась. Любила. Работаю. Все, как у всех. Отклонений нет. Где я сама – Даша – в этой круговерти, в этой автобиографии, общей для поколения? Где место моим мыслям, надеждам, мечтам? Где оно – самое-самое, в чем я не похожа на других? Нашла ли я-то, что кроме меня, никто не умеет, или, по крайней мере, я могу сделать лучше многих? Как странно, но… стыдно быть лучше других. Иметь то, чего ни у кого нет – не стыдно, а быть – неловко, словно запретно. Никто уже не стремится быть первым. Выжидают.
Спи, моя хорошая. Пусть тебе снятся только счастливые сны.
Да, жизнь. Жизнь, жизнь, жизнь....
Все она. Все к ней. Все от нее.
Она помешала… Подавила… Заставила…
Как легко и просто – обстоятельства. Чуть что, мы сразу – обстоятельства. Не то образование – виноваты родители. Нелюбимая работа – плохое устройство. Дрянное начальство – оно и виновато. А я – лицо страдательное. Куда уж мне, такой маленькой, слабой и талантливой против обстоятельств. Вы меня должны опекать, любить, хвалить, помогать и обязательно жалеть. Какое мне дело до вашего времени, ваших забот и сложностей – мне помогайте. Все виноваты в том, что у меня не сложилась судьба. Делать дело? А зачем? Это пусть лучше Александр Сергеевич, который Пушкин. Мне бы что почище, да попроще, да поденежнее. А уж вы-то постарайтесь! Сделайте, будьте любезны. А я как-нибудь потихонечку, ибо выше этой вашей суеты, бытовщины. Я существо возвышенных порывов.
Даша не замечала, как напряглись руки, сжатые в кулаки. Не хотелось портить колыбельную поименным списком «возвышенных чистюль», и она, сглотнув вязкую слюну, просто погрозила кому-то в пустоту.
– Жалела, думала – маленькие, слабые, не деловые, беспомощные. А они просто ленивые эгоисты, нытики со статусом иждивенцев. – Но невидимые «иждивенцы» никак не желали уходить и просились на язык. – Что мне до них? Сволочи! Правда, и есть сытно, и спать мягко, и жить с комфортом – они первые.
Как бы кто бы меня бы для меня бы…
Спи, моя хорошая. Пусть тебя снятся только счастливые сны.
Господи, почему это малыши так и норовят сбросить с себя одеяло во сне…
Хочется иногда быть просто лежачим камнем, – и хоть трава не расти! И пусть кто-то другой – давай-давай!
Идет время…
Смеется дочурка во сне…
Как много звезд…
Скоро зима…
До новой весны! Все, что мной не сделано, не совершено, не решено, не выполнено – останется тебе, моя кроха, – такая маленькая, но уже с характером. И я знаю, все, что бы ты ни сделала, начнется с меня. Хорошее и плохое…
Это – ответственность.
Это – радость.
Это – мука.
Это – счастье.
Мое счастье. Моя цель. Моя мечта. И моя надежда.
Спи, моя хорошая. Пусть тебе снятся только счастливые сны… завтра…
2 глава. Ищите женщину
Завтра можно не ездить в Останкино. Осталось немного доснять, но Павел решил этим заняться после подписания договора. Он все время ругал себя за согласие работать под честное слово. В группе даже смеялись: «Павлуше опять признавались в дружбе, – это значило, что кто-то снова предлагает работать под неясную перспективу будущих денег. «Характер – твоя судьба», – говаривала в таких случаях бывшая жена, – и она права, хотя и была «набитой дурой». Тем не менее, почему-то Павел никогда не обижался на свой плохой характер, но за судьбу всегда было оскорбительно.
Характер характером, а три дня напряженных съемок он держался молодцом. Если бы не кретин-продюсер, они могли уложиться и в два дня, а экономия пошла бы на оплату работы. Но поганец из Филадельфии решил показать, кто в доме хозяин. Он летал по площадке, как слон в посудной лавке: разбил два софита и заляпал платье на модельке, – девчонка визжала, как резанная. Теперь из-за перерасхода времени и средств деньги им заплатят только через месяц.
Досада саднила, как застарелая заноза. На глазах у группы, которая работала по двенадцать часов, наличными расплачивались с гардеробом, милицией, павильонными службами и приглашенными смазливыми модельками. И только для тех, кто работал на программе, денег всегда не хватало. Поганец – так стали называть продюсера все – к тому же придумал применять какие-то штрафные очки за неисполнение его идиотских заданий. Нравилось ему унижать людей. Пруха такая идет, так чего церемониться?
Попирались правила русского языка – из ящика разносились ужасающе безграмотные фразы, дословно переведенные с текстов иностранных рекламных роликов, да и ведущие в этом старались не отставать от «веяний времени». На законы восприятия никто не обращал внимания – за секунду могли менять по три плана, не задумываясь, что у зрителя от мельтешения неминуемо заболит голова. Самое горькое состояло в том, что всем было наплевать на свою великую культуру, на особенности национального характера, на повышенную бытовую деликатность населения.