Слабое звено (Ключевая фигура)
Шрифт:
Поделись Марк подобным бредом с Гиббоном Пинковским, он бы порекомендовал закрыть дело по причине сумасшествия арестанта.
– Отлично-отлично, – скороговоркой подбодрил следователь заговорившего подопечного. – Хочешь курить – кури. – Он пододвинул на край стола пачку сигарет и предупредительно щелкнул зажигалкой. – Скажешь имя своего сообщника?
– Не сегодня, – Сергей затянулся и выпустил в потолок струю дыма.
– А когда?.. Будешь тянуть резину?
– Мне нужно подумать.
– Месяц думаешь, пора бросать вредную привычку.
– Вас интересуют только деньги? Оставшаяся часть вооружения боевых пловцов побоку?
– Давай поговорим на эту тему, – согласился следователь. – С чего-то ведь надо начинать.
– Что, новоградские банкиры поставили ФСБ на счетчик?
– Завязывай борзеть, говори по делу.
Марк покачал головой. Гиббон не тянул на следователя прокуратуры по особо важным делам, максимум на младшего лейтенанта милиции на гужевом транспорте. Не в меру развязный, пожалуй, преувеличенно развязный, состоящий, видимо, на откупе у братков. Грубое давление – единственная, наверное, тактика, которой владел Пинковский. О других или забыл, или не знал вовсе.
– Еще один вопрос. Султан Амиров вас также не интересует?
– Кончай агитировать. А то я вспомню, что ты освободил его.
«Сегодня же, – решил Сергей, – как только меня определят в камеру, действительно нужно позаботиться о здоровье». Правая рука в норме, левая же поднималась с болью в грудной клетке. Ноги в порядке, дыхание... Дышится нелегко, но забега на длинные дистанции не предвидится.
– Ну, говори, где остальное вооружение?
– Для начала ответьте: в этом вопросе вас курирует Прохоренко?
– Прохоренко? – прикинулся дураком Пинковский. – Кто это?
– Я ничего не скажу, пока не услышу ответа на свой вопрос.
– Тогда я спрошу: раны-то хорошо затянулись? Марковцев затушил сигарету о край стола и скрестил на груди руки, давая понять, что отвечать на вопросы следователя он не намерен.
– Ладно, умник... – Пинковский решил, что ему не резон затыкать рот своему подопечному. – Знаю такого человека. Больше того – говорил с ним. Теперь очередь за тобой. Но учти: не развяжешь большой язык, будешь отвечать маленьким. Ты – никто, дважды покойник...
Агрессия Гиббона отчасти доказывала, что Марк в своих рассуждениях оказался прав. Что жить будет, пока дает показания.
– ...столько навешано на тебе, – продолжал следователь, – что дальше некуда. Думаешь, оружие с базы твой козырь? – Пинковский, скривив губы, покачал головой.
– Почему нет? – возразил Сергей. – Вы все время спрашиваете о сообщнике. А ведь он может...
– Ничего он не может, – перебил следователь. – Не станет он связываться с оружием, у него денег хватит на пять жизней.
– Отложим разговор на завтра, сегодня я устал.
– Ладно, как скажешь, – легко согласился Пинковский. – Иди, устраивайся. Лысая кастелянша с волосатой задницей сейчас выдаст тебе матрас, подушку... Хочешь, похлопочу, чтобы тебя поместили в камеру Султана Амирова?
– Там что, уже табличка висит?
– А вот завтра ты мне об этом и скажешь, умник.
Завтра...
А хотелось сегодня. Гиббон не подозревал, что даже этот короткий разговор имел прямое отношение к намерению Марковцева навсегда покинуть эти старинные стены. Впрочем, он не знал даже главного. Зато был наслышан о дерзком побеге подполковника из колонии строгого режима. В деле наверняка есть строка: склонен к побегам.
Вообще Марк думал, что вскоре Гиббона заменят на другого, «доброго» следователя, потом его место снова займет предок гомо сапиенса. Трудно представить, что такое серьезное дело доверили одному следователю. Умный он или нет, злой или добрый, не имеет значения.
В своей камере Сергей по случаю его неудовлетворительного – по заключению лефортовских медиков – состояния обнаружил откинутые нары, матрас и застеленную простыню. Здесь не обошлось без представителей Красного Креста, которые запретили откидывать нары в камере с больным. Положив под голову руки, Марковцев мысленно составлял порядок вопросов и ответов, которые завтра прозвучат в камере для допросов. Сегодня Марк прекратил начатое по двум причинам: устал и запутался именно в порядке вопросов. Малейшая ошибка, и он навсегда потеряет шанс выбраться на свободу.
Часто его раздумья прерывали два имени – Кости и Шамиля, реже – Султана. С мыслями о них Марковцев и уснул.
41
16 сентября, воскресенье
– Сигареты без фильтра, как ты и просил, – Пинковский бросил на стол пачку «Примы». Как и вчера, перед следователем открытый «дипломат». Возможно, там диктофон, подумал Марковцев, но чего ради скрывать его? В больнице, к примеру, один из допросов был снят на видеокамеру.
– Я не просил – ни с фильтром, ни без фильтра. Поговорим серьезно, – предложил Сергей. – На что я могу рассчитывать, если укажу место хранения оружия с базы?
– Можешь просить все, – разрешил Гиббон. – В пределах этой тюрьмы, кроме киркомотыги, тебе дадут все.
– В пределах любой тюрьмы слухи расходятся быстро, – заметил Марк. – Сидя в Матросской Тишине, я общался, не выходя из камеры, со многими заключенными. Что, если информация, которой я обладаю, вырвется на волю? Не думали об этом?
Дверь в камеру открылась, пропуская высокого худощавого человека. Марк не сумел разглядеть его как следует, тот устроился сбоку и позади заключенного, щелкнув замками кейса и расположив его на коленях.
– Полковник Суворов, – представил незнакомца Пинковский. – Из следственного отдела ФСБ.
«Добрый и умный следователь?» – подумал Сергей, глядя на злобного Гиббона. Однако полковник обозначил себя лишь шуршанием бумаг за спиной арестованного.
– Ладно, не дури мне голову, – Пинковский приступил к решительным действиям. – Я послушал тебя, теперь ты послушай меня. У тебя дочка работает в продуктовом магазине. Не дай бог завезут в продмаг просроченные продукты – отравиться может. Вот в обмен на ее хорошее самочувствие ты и расскажи нам про место хранения оружия. Клин клином, Сергей Максимович. Ты занимался грязными делами, так что не рассчитывай на теплый прием. Я даю тебе десять минут на размышление.