Сладкая месть
Шрифт:
Маргарет очнулась от своих мыслей с видом человека, только что спустившегося на землю из каких-то заоблачных далей.
— Это ты, Толли? — проговорила она растерянно. Она явно не ждала его появления.
Толли увидел, что мать обеими руками прижимает к груди письмо.
— Все в порядке, мама?
Она молча кивнула.
— Письмо от Стивена?
— Да! Это письмо он написал мне! Ах, Толли! Какое чудо! Боже, как я счастлива! Слава Богу, что я получила его! И слава Богу за то, что Он нашел его для меня!
Она стала бережно перебирать страницы, вглядываясь в каждую строчку. И в этом взгляде было столько нежности и любви, что Толли
Толли подошел ближе. Он хотел пристроиться на подлокотнике кресла, рядом с матерью, но неожиданно опустился перед ней на колени, обнял ее за плечи и прижался щекой к ее лицу.
— Расскажи мне все, мамочка! — прошептал он.
— Я еще и сама не разобралась во всем до конца, — тоже шепотом ответила Маргарет. — Но это письмо, Толли! Ах, оно так многое объяснило мне. В сущности, теперь я понимаю все. Отныне все мои страхи и сомнения, мучившие меня все годы после смерти Стивена, — все это осталось в прошлом. Видишь ли, мой дорогой… — Голос Маргарет постепенно окреп. — Я никогда не задумывалась над тем, есть ли жизнь после смерти и что случается с близкими нам людьми потом, когда они уходят от нас. Со Стивеном мы никогда не говорили об этом. В этом письме он объяснил мне, почему так случилось. С присущей ему деликатностью он полагал, что неловко заводить разговоры о смерти в доме, где уже была смерть. Трагическая смерть твоего отца сделала невозможными всякие разговоры о загробной жизни и о том, что будет с нами, когда мы умрем. Стивену было известно, как нежно твой отец любил меня. Словом, мы никогда не говорили с ним о смерти. Но, как оказалось, Стивен всегда считал и даже свято верил в то, что любовь сильнее смерти. Там, где есть любовь, по его убеждению, там нет смерти, а значит, любящих невозможно разъединить. Он пишет мне, что его командировка на Восток была делом предрешенным и он всегда знал об этом. Вот, послушай!
Молюсь всем сердцем, моя родная, чтобы это письмо никогда не попало тебе в руки и чтобы я вернулся домой целым и невредимым и смог самолично порвать его на клочки. Но если со мной что-то случится, хочу, чтобы ты знала: я всегда буду рядом с тобой, буду ждать того момента, когда мы снова воссоединимся. Это случится совсем скоро, поверь мне! Время в масштабах Вселенной не имеет значения и теряет свой земной смысл. Его придумали люди. А потому, если тебе придется ждать меня по земным меркам годы и годы, знай, я все равно рядом с тобой. И так будет всегда.
Маргарет смотрела на сына лучистыми глазами.
— А я так боялась, что потеряла его навсегда!
— Разве ты могла? — ответил ей Толли.
— Ах, какая же я была глупая! Как неправильно себя вела! Все время плакала! А ведь я сама могла почувствовать его близость, могла бы понять, что он где-то рядом, если бы вела себя иначе.
— Мама, но почему он вдруг решил открыться совершенно посторонней девушке?
— Я и сама не раз задавалась подобным вопросом. И ответ мне дала Джин.
— Джин?
— Да. Она рассказала мне, как ее поразила фотография Стивена, когда она впервые увидела ее в нашем доме на Беркли-сквер. По ее словам, Стивен на ней как живой.
Джин считает, что несчастья ослабляют внутреннее зрение и оно тускнеет и затягивается пеленой, словно туманом.
— Она так и сказала?
— Да, так и сказала. Конечно, она имела в виду себя, но я отнесла ее слова и на свой счет. Мое собственное горе сплошной пеленой закрыло от меня все на свете и притупило все мои чувства. Как я могла ощутить близость Стивена, как могла почувствовать его присутствие в том мраке, в котором жила все последние годы? Ах, Толли! Ты даже не представляешь, что значит для меня это письмо! Оно сняло такой груз с моей души, унесло прочь все, что делало мое существование невыносимым. В нем столько любви и утешения, в этом письме. Так мог написать только Стивен. Я почувствовала себя другим человеком, будто заново родилась на свет. Я жива, и Стивен жив. И скоро, очень скоро мы снова будем вместе!
Толли прижал к себе мать. У него не было слов, чтобы выразить собственные чувства, но он был уверен, что мать поняла его и без слов. Она потерлась щекой о его щеку, и он физически ощутил свет и тепло, исходящие от нее. На какое-то время они молча застыли в этой позе. Еще никогда в своей жизни мать и сын не были так близки, как в эту минуту.
Но вот Толли разжал объятия и поднялся с ковра. Он медленно прошелся по комнате, задержавшись возле фотографии Стивена, стоявшей на прикроватной тумбочке.
— Какой же я была глупой в самом деле! — почти весело воскликнула Маргарет. Она повернулась к сыну: — Толли! Как ты думаешь, что можно сделать для этой чудесной девочки? Я столь многим ей обязана! Точнее, мы обязаны, не так ли?
— Да, мама! Мне так повезло, что она в тот день задержалась в нашем офисе.
— Пожалуй, тебе действительно повезло! — согласилась с ним мать.
От матери Толли сразу же направился к Джеральду. Тот был просто потрясен услышанным. Именно такую реакцию и предполагал увидеть Толли.
— Поразительно! — только и повторял Джеральд. — Невозможно поверить! Чудо! Правда, старина?
— Поначалу я даже испугался! — признался Толли. — Решил, что это выдумка, пустая фантазия. Мы едва дождались этого письма. Я все время пальцы держал скрещенными на удачу.
— Очень рад за миссис Мелтон! Припоминаю, что Джин мне что-то такое говорила, когда мы были в вашем доме на Беркли-сквер. Точно!
Она говорила о фотографии Стивена Мелтона.
— А что именно она говорила?
— За точность не ручаюсь, но, насколько я помню, она проявила интерес к мистеру Мелтону и стала расспрашивать меня о нем. Я рассказал ей все, что знал: историю их любви с твоей матерью, о том, как она несчастна после того, как потеряла мужа. Помнится, Джин тогда еще обронила, что, наверное, миссис Мелтон не верит в Бога. Я очень удивился. Я и подумать не мог, что современная девушка может быть глубоко верующим человеком. Знаешь, мне кажется, что Джин неплохо разбирается в людях и ее суждениям можно доверять. Вот и Бетти точно такая же! В них обеих есть та божественная простота, которая позволяет им заглянуть в самую душу человека. А мы все скользим по поверхности.