Сладкая приманка (сборник)
Шрифт:
Глава шестая
Меня допрашивал майор прямо у машины, положив на капот бланки протокола и что-то записывая в них, хотя я не ответила ни на один из его вопросов. Григорий Абрамович, тело которого я увидела лежавшим в машине, не выходил у меня из головы…
Я вспомнила, как он сказал однажды: «С полковником Краевским у нас давние счеты…» Судя по всему, Краевский сумел свести счеты с Грэгом. А заодно и со мной…
— Где мои люди? — спросила я милиционера.
Тот хмуро посмотрел на меня и сказал:
— Возьмем
«Значит, Игоря с Кавээном они не схватили, — подумала я. — Отлично! У меня есть надежда, что им удастся вызвать наших и прислать сюда подкрепление…»
Я предполагала, что меня отправят сейчас куда-нибудь в Сухую Елань или еще дальше от пожара и посадят за решетку. Не столько перспектива провести неопределенное время в тюремной камере удручала меня, сколько сознание того, что я, так и не успев ничего предпринять для выполнения задания, оказалась выведенной из этой опасной игры… Так все глупо получилось!
Наше задание с треском провалилось. Григорий Абрамович, судя по всему, тяжело ранен, я арестована, группа разобщена и как самостоятельная оперативная единица перестала существовать…
Но оказалось, что предположения мои ошибочны… Заполнив протокол, милицейский майор передал его Краевскому и приказал мне:
— Лезь в его машину…
— Немедленно сообщите моему руководству, что задержали меня! — потребовала я у милиционера…
— Ты на меня не ори, — лениво сказал он. — Этим делом заниматься будет ФСБ, к ним и предъявляй все претензии…
— Я требую, чтобы вы сообщили о моем аресте генералу Чугункову!
— Ты теперь баланду по утрам требовать будешь, — буркнул в ответ майор, сплюнул в сторону и полез в свою машину.
Краевский приказал мне сесть на переднее сиденье, завел машину и подъехал к воротам лагеря.
Охранники открыли ворота, и меня привезли опять туда, откуда всего насколько минут назад выставили… Краевский сдал меня Кузину и срочно уехал. Я успела услышать всего одну фразу — что-то по поводу того, что теперь, мол, все готово и можно начинать…
— Слышала, пташка? — издевательски спросил меня Кузин. — Можно начинать! Вот ты и допрыгалась… Придется тебя вместе с моими мальчиками — того… Шлепнуть немножко… Можешь считать, что тебя уже судили и приговорили к расстрелу. А ты как думала? Нельзя безнаказанно убивать своих командиров!
— Я не убивала! — крикнула я.
— Чего орешь-то? — сказал Кузин. — Я знаю, что не убивала. Потому что я сам его и подкараулил на дороге в лесу… Что смотришь? Я в него стрелял! Из того пистолета, который у тебя нашли… Он, можно сказать, покойник… Краевскому останется его только добить, когда он станет не нужен…
— На пистолете нет моих отпечатков пальцев, — воскликнула я. — Я же в руках его не держала!
— Моих отпечатков там тоже нет, — возразил Кузин. — Хотя я его в руках держал. Да там вообще ничьих отпечатков нет. Это же ничего не доказывает. Нашли-то его у тебя, не так ли?
— Зачем вам все это нужно? — спросила я.
— Зачем? — переспросил он. — Ты, наверное, думаешь, что нам ничего не известно о том задании, которое получила ваша группа? Очень даже хорошо известно…
— Откуда вам это известно? — спросила я.
Они, конечно, меня теперь не выпустят уже из рук и расстреляют вместе со всеми заключенными, но мне нужно было знать, где произошла утечка информации? Ведь о том, что наша группа работает на Чугункова, знало ограниченное число людей. Кроме нас троих и Григория Абрамовича — только высшее руководство МЧС.
— Известно… — туманно сказал Кузин. — Предупредили нас…
— Кто?
— Хрен в пальто! — ухмыльнулся Кузин. — Вернее, в генеральских погонах… Тебе-то это зачем? Ты сама уже покойница. Подожди еще немного, я сам тебя застрелю. Не бойся, я стреляю очень хорошо. Еще не было такого случая, чтобы я хотел попасть кому-то пулей в глаз и промахивался. Всегда попадал.
Он крикнул охранникам:
— Отведите ее в пока в карцер!
И, повернувшись опять ко мне, добавил:
— Не забыть бы про тебя, пташка… А то ведь сгоришь в этом нашем карцере, поджаришься…
Охранники поволокли меня к бараку, который стоял в центре лагеря, и швырнули в узкое и темное помещение без окон и без чего бы то ни было, похожего на лавку или скамейку… Комнатенка была очень узкая. Не комната, а какая-то щель между стенами. Я не могла лечь на пол, потому что комната была еще и короткая. Просто шкаф какой-то. Хорошо еще, что я не страдаю клаустрофобией…
Я представила, что проведу в этой камере несколько суток, и меня охватил тихий ужас… Но в ту же секунду я поняла, что сойти с ума не удастся, поскольку мое пребывание в карцере закончится очень скоро. Если Кузин не выполнит свою угрозу и не расстреляет меня, то у меня есть веселая перспектива сгореть вместе с бараком. Выстроен он был из бревен, стену сломать мне не удастся. Да и задохнусь я от дыма неминуемо…
Что же делать?
Думать! Только думать. Ничего другого мне не остается. Или я придумаю, как мне отсюда вырваться, или сгорю вместе с этим мрачным строением…
Но в голову настойчиво лезла одна мысль: когда Кузин отвечал на мой вопрос о том, кто их предупредил, он выразился неопределенно, но тем не менее ясный намек, конкретная привязка в его фразе была — он сказал: «…в генеральских погонах…»
Эта фраза не давала мне покоя. Я вспоминала, кого перечислил нам Григорий Абрамович, когда рассказывал о своей последней поездке в Москву, когда решался вопрос о переходе нашей группы в контрразведку и о нашем конкретном задании.
Среди тех, кого Грэг перечислил, всего два человека имели генеральское звание — это начальник контрразведки МЧС Константин Иванович Чугунков и сам министр. Оба — первые спасатели, друзья Григория Абрамовича… Я не могла поверить, что один из них мог оказаться связанным с ФСБ. Да и смысла в этом не было абсолютно никакого! Бессмыслица какая-то! Все равно, что воевать в буквальном смысле против самого себя!