Сладкий хлеб мачехи
Шрифт:
— Мама! Мамочка! Помогите! Кто-нибудь! Помогите! Тут моя мама!
Окна в доме начали зажигаться одно за другим, хлопнули двери подъезда, послышались человеческие голоса, кто-то уже кричал в трубку телефона, вызывая скорую помощь, а Варя все стояла, прижав руки к груди, и голосила что есть мочи:
— Мама! Мама! Мамочка!
Меж тем на трассе Глеб преследовал черную машину-убийцу. Он знал, что не даст ей уйти. Пусть она даже сквозь землю провалится, все равно не даст. Сейчас, еще немного… Еще один маневр… Все! Как удачно дерево подвернулось
Наверное, он убил бы его. Хлипкий парень даже не сопротивлялся его кулакам, лишь закрывал руками лицо. Точно бы убил, если б не подъехавшая с воем патрульная милицейская машина. Крепкие ребята в форме скрутили им руки, бросили на капот. Молодцы, вовремя появились. Иначе он его точно убил бы! Или искалечил…
Больничная палата была маленькой, одноместной. И кровать непривычно высокой. Она с удивлением рассматривала свою подвешенную, толстую, закатанную в гипс ногу, потом попыталась повернуть голову. Не получилось. Голова была тяжелой, от легкого движения будто что-то сдвинулось в ней, забарабанило в виски быстрыми болезненными толчками. Глаз успел ухватить штатив капельницы, кусок окна с полуоблетевшей веткой тополя. Сколько она тут лежит, интересно? Час? День? Неделю?
Тихо открылась дверь, вошла полная медсестра в светло-зеленом коротком халатике, в брючках, улыбнулась приветливо:
— Ну, вот и хорошо… Врач так и сказал, что вы быстро в себя придете. Так и пообещал милицейскому дознавателю, который утром к вам приходил.
— Дознавателю? Какому дознавателю? Ах да, конечно… — с трудом разлепила Бася запекшиеся губы.
— Там, в коридоре, ваши дети сидят, между прочим. Их домой гнали, а они так до утра и просидели. В обнимку. Хорошие у вас дети. Вроде брат и сестра, а обнимаются, как влюбленные. Завидно даже. У меня, знаете, тоже двое, так они все время собачатся меж собой, как чужие! А эти… Нет, ей-богу, завидно! Как это вы их так воспитывали, интересно?
— А… Можно их сюда, ко мне…
— А вы себя как чувствуете?
— Хорошо. Только голова немного кружится.
— Ладно. Сейчас позову. Только ненадолго. Скоро обход.
Варя и Глеб зашли на цыпочках, гуськом. Лица у обоих были бледные, с зеленоватым отливом. Варя склонилась над ней, протянула руку, осторожно погладила по плечу, не удержалась, всхлипнула тихонько. Глеб взглянул на нее со сдержанной, но ласковой досадой.
— Мам… Ну как ты? — улыбнувшись сквозь слезы, прошептала Варя.
Посмотрев на падчерицу с осторожным недоумением, Бася перевела взгляд на Глеба, словно спрашивала у него: чего это с ней? Почему вдруг… мама? Варя, поняв ее недоумение, прижала ладошку ко рту, потом, шмыгнув носом, затараторила быстро:
— Мам, ты прости меня, пожалуйста, ладно? За все прости… Конечно же ты моя мама, кто же ты мне еще? Теперь у нас, честное слово, все будет хорошо, вот увидишь! Да я… Да я теперь, если хочешь, даже твою тетушку буду родненькой
— Да… Да, Варюша, конечно… Спасибо тебе. Я и не ждала…
В голове у нее снова застучало, и закружилась голова, но совсем не от боли и слабости, а, наоборот, весело как-то закружилась. И глазам стало горячо до невозможности. Наверное, она плачет? Наверное. Вон, какое вмиг у Глебушки лицо испуганное образовалось!
— Мам, да ты чего… — торопливо склонился он к ней. — Нельзя тебе плакать сейчас, мам!
— Нет, я не буду, правда. Это я так… А что это со мной было, Глебушка? Медсестра сказала, что утром дознаватель сюда приходил…
— Ага, приходил. Его не пустили. Да и чего там дознавать, в самом деле? По-моему, и так все ясно.
— Что… ясно?
— Да про придурка того все ясно, про Кирилла, который в тебя въехал! Он слабаком оказался, с перепугу сразу и раскололся. Все как на духу выложил. Знаю я его, приходилось раньше встречаться.
— А кто он, этот Кирилл? Откуда ты его знаешь?
— Он брат Инги. Ну, той женщины, которая с отцом живет. Вернее, жила… Ее уже арестовали, наверное. Я когда этого Кирилла из машины вытащил, сразу понял, что к чему.
— За что? За что ее арестовали? Что-то я ничего не понимаю, Глебушка… Объясни толком.
— Мам… Давай про это потом, ладно? Тебе сейчас волноваться вредно! — с осуждением глянув на Глеба, быстро проговорила Варя.
Сморгнув слезу, Бася растянула сухие губы в улыбке, засмеялась тихо, будто сама с собой.
Всхлипнула и опять то ли засмеялась, то ли заплакала. Переглянувшись, они посмотрели на нее испуганно.
— Мам, ты чего?
— Я? Да я ничего… Ты прости, Варюш. Какая-то странная реакция у меня… Никак не могу привыкнуть, что ты меня мамой называешь. Даже странно как-то…
— Ничего, привыкнешь, мам.
— Конечно, привыкну. К радости быстро привыкают. А… Вадим где? Он уже приехал?
— Да, он едет сюда, прямо из аэропорта, — с готовностью закивал Глеб. — Я ему позвонил. О, а вот и он…
В палату, придерживая на плечах накинутый наспех халат, быстро вошел Вадим. Волевым жестом отстранив от изголовья кровати Варю, склонился над Басей, осторожно дотронулся до перебинтованной головы, провел кончиками пальцев по мокрой щеке.
— Бася, милая… Жива. Жива, слава богу. Я как чувствовал, не хотел уезжать, помнишь?
— Да, помню… Ты заехал ко мне позавтракать и чуть на самолет не опоздал. Я помню…
— Теперь никуда без тебя не поеду! Никогда, никуда! И вообще… Я тебя домой заберу. Сам ухаживать за тобой буду. Где тут врачи? Глеб, найди врача, я ее домой забираю!
— Пап… Она вообще-то еще под капельницей… — осуждающе развел руки в стороны Глеб.
— Вадим Сергеевич, нельзя пока! — эхом повторила за ним Варя.
— Ну, значит, завтра заберу! — решительно проговорил Вадим. Вглядевшись в Басино лицо, спросил испуганно: — Ты что, плакала? Почему ты плакала? Тебе плохо, да?