Сладкий сон АСМР
Шрифт:
Тори кивнула.
– Знаю. А последние несколько дней – вчера, позавчера? Может, вспомните что-то необычное?
– Успокоилась она, а, поди, и в депрессию впала. Хотя… Когда я ее в последний раз видела… Ой, нехорошо так говорить: «в последний». В крайний. У летчиков не принято называть рейс «последним».
Тори согласилась. Жуткое было что-то в этом «в последний раз видела».
– Тогда у Олеси взгляд такой… Не депрессивный вовсе, наоборот, умиротворенный что ли. Но…
Нина Ивановна замялась, подбирая слова.
– Сытый, да? – тоскливо
– Точно! – обрадовалась соседка. – Так посмотрела, что я беседовать не захотела. Быстро поздоровалась и все. Можно сказать, убежала. Чего испугалась? Сама не знаю. С тех пор тихо у нее. Раньше хоть сериалы смотрела или музыку включала – стенки у нас тонкие, я слышала. Последнее же время – тишина кромешная, ни половица не скрипнет. Один раз только…
Нина Ивановна замялась.
– Что? Говорите! – взмолилась Тори.
– Глупость, наверное. Но мне странным и в самом деле показалось. Я на балкон как-то ночью вышла, душно было, дыхание перехватывало. Подышать, значит, вышла. И у Олеси балкон открытый. А из квартиры такое курлыканье раздается. Нежное, нежное. Я удивилась еще, что у Олеси ночью гости.
– Мужчина?
– Да в том-то и дело. Женщина. Голос женский был. И такой… Одуряющий. Как восточные духи. Затягивающий.
– И что она говорила?
Единственной женщиной, которая гостила у Ивана и Леськи, а потом – уже только у одной Леськи, была Тори. А она несколько дней вообще здесь не появлялась. Не говоря уже о ночевках.
– Сложно разобрать, голос нежно-тягучий, сразу в сон клонит. Как будто экстрасенс там, или гипнотизер. Такой… целительный. Курлычет ласково так: «Слушай меня, будь со мной, выполняй, погружайся…», а потом я словно в беспамятство впала. Очнулась, когда Барсик мне когти в ногу запустил. Всегда такой добродушный, а тут словно валерьянки опился, дурниной орет, шерсть дыбом, искры из глаз. Пока его, дурака, успокаивала, за соседским балконом опять все тихо стало.
– Она же вам ключ оставляла от квартиры? Давайте посмотрим, вдруг что-то и в самом деле случилось.
– Забрала, – вздохнула Нина Ивановна. – Собиралась после ухода Ивана замок менять, вот и забрала. Уж месяц как. Сказала, что от новой двери занесет.
– Дверь, наверное, придется ломать, – произнесла Тори, с печалью разглядывая темный металл.
Он выглядел довольно крепким.
– Да уж, – согласилась соседка. – Навряд ли она Ивану ключ оставила после всего, что случилось. Ты в ЖЭК наш обратись, там слесарь – золотые руки. Все аккуратно вскроет.
– А вы? – Тори с надеждой посмотрела на Нину Ивановну. – Может, вы обратитесь? Вас знают, а я-то кто?
– Вот именно, что тебя не знают, – непонятно ответила соседка. – А я им уже…
Она покачала головой.
– В общем, прямо в ЖЭК и обращайся. До свиданья.
Когда Нина Ивановна скрылась в своей квартире, Тори спустилась во двор. Не было уже никаких сил таращиться на закрытую дверь. Теперь она казалась зловещей.
В растерянности Тори села на лавочку. Знакомая обстановка казалась сейчас странной. Мир словно перевернулся за те полчаса, когда Тори уже не просто почувствовала, а поняла: с Леськой явно что-то случилось.
Ветра не было, вот ни единого дуновения, но старые качели скрипели, раскачиваясь на ржавых цепях. И этот противный звук шурупом ввинчивался в виски, отдаваясь в затылок. Так, что даже подташнивало.
На третьем этаже в Леськином окне белела легкая кисея.
Тори пыталась уговорить себя, что Леська где-то загуляла, но понимала: нет. Не могла.
Ломать дверь? К кому обращаться в таком случае? И как она попросит вскрыть квартиру, к которой официально никакого отношения не имеет? Но…
Тори хлопнула себя по лбу. Есть человек, что на законных основаниях может сделать это. И Вира же говорила! Хотя этот тип и был последним, к кому Тори хотелось обращаться.
– Леська пропала, – выпалила она сразу. – Знаешь?
Много ему чести – здороваться. Тори злилась на Ивана, который явно имел отношение к Леськиной пропаже. В смысле, все эти события начались из-за него.
– Слушай, – устало выдохнул он, – мне уже так надоели ваши бабские шту…
– Телефон не отвечает несколько дней. Я полчаса в квартиру пыталась дотарабаниться. Глухо. В «Электронике» рвут и мечут – Леська не появляется на работе. Ее нигде нет.
– Как нигде? – оторопел Иван.
Кажется, он что-то начинал понимать.
– Как, как… Вот так. Честно говоря, не знаю, когда именно Леська пропала. Мы не виделись несколько дней. Думала, что она…
Хотела сказать «дурит», но это выглядело так, будто Тори на стороне Ивана.
– Переживает, – выговорила наконец-то с укоряющим подтекстом. – Ты когда ее видел?
В мобильном повисло напряженное молчание. Иван вспоминал.
– Последний раз… – задумчиво выдохнул он. – Видел очень давно, а слышал… Как раз накануне, когда мне шины прокололи. Это же ее рук дело?
Тори хотела похвастаться, что тоже имела отношение к этой блистательной операции, но сочла сейчас такую риторику неуместной. Просто промычала что-то нечленораздельное. Вроде – да, а вроде – нет.
– Она говорила что-нибудь? Ну собиралась куда-нибудь? Вообще: что она говорила?
– Да орала всякие гадости. Как всегда. Грозилась, что закончу свою жизнь в страшных мучениях на больничной койке никому не нужный и одинокий. А потом… Слушай, она и в самом деле уже несколько дней меня не беспокоит. А я еще думаю: почему так хорошо-то стало…
Тори вдруг сразу и безнадежно устала. Не было сил даже огрызнуться на то, что ему без Леськи «хорошо-то стало». Она заметила: Иван ни разу не назвал бывшую жену по имени. Говорил только «она».
– Ваня… Пожалуйста. Подумай, куда Леська могла деться?
– Если уж ты не знаешь, то мне откуда?
– А тогда немедленно вызови кого-нибудь, чтобы вскрыть дверь! Понял? Немедленно!!!
Кажется, у нее начиналась истерика.
– Подожди…
Опять зависла пауза. На этот раз минуты на три.