Сладкий яд
Шрифт:
– Ну и что с того, если это и правда я? Между нами все кончено.
– Я так не думаю, – говорит она тихо. – У тебя, как и у Блэр, все написано на лице.
Я стискиваю кулаки. Даже не будучи здесь, она умудрилась нарушить мое душевное равновесие. От нее нет спасения. Раньше она была моим раем, но теперь я горю в воспоминаниях о ней, как в аду.
– Она уже в прошлом. А теперь, если позволишь…
Я начинаю уходить, но она ловит меня за руку и останавливает. Ее маленькая ладонь с неожиданной силой сжимает мое запястье.
– Не отказывайся от нее, – умоляет она.
– С меня
– Ты же любишь ее. До сих пор. По глазам видно.
– Нет, Элли. Ты ошибаешься. Я любил вовсе не Блэр. – Я криво улыбаюсь. – Я любил ложь. – И на этом я ухожу, оставляя ее позади.
– Она любит тебя. Просто слишком боится это признать!
Остановившись на миг, я прикрываю глаза. Меня тянет вернуться назад и спросить, что она имела в виду. Я хочу, чтобы Элли дала мне надежду, осветила темноту, которая засасывает меня. Но вместо того, чтобы вернуться, я заставляю себя идти. Я отгораживаюсь и от Элли, и от того парня, которым я был. Каждый мой шаг пружинит злостью, обидой и ревностью.
Я становлюсь позади Рэйчел, которая разговаривает с каким-то мужчиной. Подойдя к ней вплотную, я ощущаю, как мой член вдавливается в ее сладкую попку, а потом отвожу ее длинные волосы в сторону и целую изгиб ее шеи – и мне плевать, что на нас кто-то смотрит. Она содрогается под моим ртом.
– Привет, Рэйчел. Скучала?
Она поворачивается ко мне. Краснеет.
– Ты пришел.
Я выгибаю бровь.
– Ты что-то не особенно удивлена.
– Я знала, что ты придешь.
– Правда?
– Да.
Костяшками пальцев я ласкаю ее покрасневшую щеку.
– Я забыл, как мило ты выглядишь, когда краснеешь из-за меня.
Кто-то откашливается, напоминая нам, что мы не одни. Она облизывает губы, словно может ощутить там мой вкус.
– Веди себя хорошо, – произносит беззвучно.
– Не хочу, – шепчу я, наклонившись, ей на ухо. – Я бы лучше еще раз тебя трахнул.
– Ты невозможен.
Когда она, пряча довольную улыбку, встряхивает головой, я усмехаюсь. Затем она берет меня за руку и разворачивает к новому гостю, пожилому мужчине в вычурном галстуке-бабочке и ярко-зеленых очках.
– Карл, я хочу представить тебя Ронану. Он тот фотограф, о котором я тебе говорила. Ронан, это Карл Брансвик, мой близкий друг и владелец The Jackson.
Черт подери. Мои глаза округляются. The Jackson? Это же самая престижная арт-галерея Нью-Йорка с филиалами в Лос-Анджелесе, Париже, Гонконге, Дубае, Токио и Милане. Дьявол, если к тебе проявил интерес сам Карл Брансвик, значит ты добился вершины успеха. Даже Эдгар со своими картинами за миллион долларов не смог попасть к нему в галерею.
– Рад знакомству, сэр, – говорю я.
Он пожимает мне руку.
– О да, да, я вспомнил. Наш неограненный алмаз. – Сделав паузу, он оглядывает меня, рассматривает мою одежду, волосы, лицо, мои руки. – Рэйчел, он бесподобен. Где ты его нашла?
Она колеблется перед ответом.
– На выставке Эдгара Хуареса.
На его лице появляется лукавая улыбка.
– Неужели? Если память не изменяет мне – чего кстати, никогда еще не случалось, – то я, кажется,
Я чувствую, что Рэйчел неловко, и потому вмешиваюсь и говорю:
– Это я виноват. Пригласил ее на коктейль еще до того, как она успела войти.
– На коктейль? Так это теперь называется у вас, молодежи? – хмыкает он. – Впрочем, неважно. Если Рэйчел считает тебя талантливым, значит оно наверняка так и есть. У нее одни из самых проницательных глаз в нашем бизнесе. – Далее он обращается к Рэйчел, но его взгляд по-прежнему остается прикован ко мне. – Рэйчел, сладкая, если его работы хотя бы вполовину так хороши, как его лицо, то у меня есть ощущение, что твой протеже далеко пойдет… очень далеко. С небольшой помощью старого доброго меня, разумеется.
Остаток вечера проходит словно в тумане. Бесконечные тосты. Люди, которые обращаются ко мне не походя, а как к человеку. Женщины, которые становятся слишком близко, призывно задевая меня, нашептывая соблазняющие слова. Я больше не невидимка.
Я слышала, вы фотограф. Мне бы хотелось увидеть ваши работы.
Рэйчел представляет меня все новым и новым важным, влиятельным людям. Еще шампанское. Еще икра. Кубинские сигары. Винтажные вина.
Кто он? Новая игрушка Рэйчел. Роскошный… Везет же некоторым. Я слышала, им заинтересовался Карл. Может, представить его Лауре? Она обожает всех этих художников и фотографов. Надо будет как-нибудь зазвать его к нам на ужин.
Шепот и сплетни обо мне. Глаза, устремленные на меня.
Боже, от него просто дух захватывает. Ты когда-нибудь видела такой рот? Мужчинам следует запретить быть настолько красивыми. Интересно, он спит с Рэйчел из-за денег или просто так? Хотя разумеется из-за денег. Зачем же еще? Наверное, хочет продвинуться. Мог бы обратиться ко мне. Элизабет! Он же годится тебе в сыновья. Можно подумать, он будет первым.
Я впервые понимаю, каково это – быть по другую сторону, там, где не ты открываешь кому-то двери, но кто-то открывает двери тебе. И я солгу, если скажу, что мне здесь не нравится. Я солгу, если скажу, что мне не нравится ощущать себя человеком среди тех, для кого я всю свою жизнь был невидимкой. И все же что-то мешает мне полностью раствориться в этом очень отчетливом и необычном сне.
Мы выходим подышать свежим воздухом на веранду. Смотрим на звезды.
– Мне кажется, ты произвел хорошее впечатление.
– Вот как?
– Да. В особенности на Карла. Он хочет как можно скорее увидеть твои работы. Он очень заинтересован.
Отхлебнув шампанского, я пожимаю плечами. Рэйчел забирает у меня хрустальный бокал, ставит его на балюстраду. Потом поворачивается лицом ко мне и берет меня за руки.
– В чем дело? Я думала…
– Ты думала, я хотел всего этого? – Я смотрю на простирающиеся перед нами сады. – Не знаю, Рэйчел. Все это охерительно – вечеринка, шампанское, интерес, – но я всегда думал, что добьюсь успеха самостоятельно. Я даже не представлял, что мне придется пробиваться наверх через постель.