Сладкий яд
Шрифт:
– Дьявол! – Он хватает меня за руки и начинает трясти, моя плоть немеет под его цепкими пальцами. – До тебя еще не дошло? Я сыт твоей чертовой ложью по горло!
– Прости меня, – всхлипываю я, – прости, прости.
– Не смей извиняться! Мне не нужны твои извинения. – Руки, которые стальной хваткой удерживают меня, замирают. Вплотную склонившись к моему лицу, он неистово шепчет, дыша так, словно каждый вздох стоит ему неимоверных усилий: – Мне нужна была ты… ты, Блэр! Как ты не понимаешь? Проклятье, я же люблю тебя!
Признание оглушает меня, и я теряю дар речи. А потом он стискивает меня в объятьях так
– Любить тебя – это саморазрушение, Блэр, но я, похоже, неспособен остановиться, – исторгается из его груди новое признание. Я плачу в его объятьях, оплакивая свои ошибки и все то, чего у нас никогда не будет, пока меня разъедает печаль.
Со сквозящими в каждом движении гневом и разочарованием Лоренс опускает голову и начинает осыпать мое лицо отчаянными, обжигающими поцелуями, собирая мои слезы и спрятанную в них боль. Я погружаюсь пальцами ему в волосы, притягиваю его к себе, а его жестокий рот продолжает клеймить меня, мою кожу, и скулы, и веки, и все, до чего только может достать. Когда я начинаю искать его губы, он моментально мне уступает, и сквозь все его тело проносится дрожь.
Я знаю, это наше «прощай».
Зло чертыхнувшись, он отталкивает меня, словно я его обжигаю. Его грудь тяжело вздымается.
– Уходи! Уходи и никогда больше не возвращайся.
У двери я в последний раз оглядываюсь на несгибаемого мужчину, стоящего у окна. И пока я смотрю на него, пока впитываю его искаженные мукой черты, я наконец понимаю то, что мое слепое сердце столько времени отрицало. Истина становится ясной, как весеннее небо, и не замечать ее больше нельзя. Я люблю его. Я люблю его. Другой любовью, чем Ронана, но такой же непреодолимой и всеобъемлющей.
Взявшись за дверную ручку, я останавливаюсь и делаю свое единственное правдивое признание.
– Я люблю тебя, Лоренс. – Мой голос срывается.
Он оглядывается, и когда наши глаза встречаются – в последний раз, – я вижу, что ярость в них уступила место отчаянию.
– Но не настолько, чтобы остаться. – Лоренс отворачивается, начинает опять смотреть прямо перед собой, отметая меня словно уже забытую мысль.
– Прощай, Блэр.
Глава 18
– Просыпайся, соня!
– М-м-м… – Я тянусь к теплому телу, которое должно лежать рядом со мной, но нащупываю только пустую подушку. – Вернись в кровать, Рэйчел.
– Ни за что. Открой глаза, Ронан! – восклицает она, ее голос вибрирует от радостного волнения.
Я хватаю ее за талию и тяну на себя, и пока в ушах звенит ее смех, чувствую, как она садится на мои бедра верхом, а ее длинные ноги обхватывают меня. Открыв глаза, я вижу, что она с широкой улыбкой наблюдает за мной. Я поднимаю руку и, обводя костяшками пальцев ее маленькую идеальную грудь, наслаждаюсь тем, как ее тело трепещет от моей ласки.
– Вот, ради такого зрелища я могу и проснуться, – говорю я, глядя на вершинки ее твердых сосков, проступающих под кремовым шелком.
– Ты ненасытен, – шутливо упрекает меня она. – Но посмотри же! – Она тянется к чему-то, лежащему рядом. Показывает мне – это журнал с моим лицом на обложке. Заголовок провозглашает
Рэйчел взволнованно открывает журнал и, быстро перелистав страницы, находит нужную ей статью. Потом, бросив на меня озорной взгляд, театрально откашливается и начинает читать.
– Ронан Герати: уникальный талант с лицом голливудского сердцееда. Когда я впервые услышала слухи о том, что сам Карл Брансвик, владелец Святого Грааля мира искусств, галереи The Jackson, взял под свое крыло новый талант, мой интерес в тот же миг пробудился.
Сделав паузу, Рэйчел улыбается мне.
– Люди, обладающие способностью впечатлить Карла Брансвика, появляются далеко не каждый день, но когда это происходит, самое главное – не пропустить то, что обычно приходит со скоростью шторма. Хотите узнать, в какой дерзкий и чувственный хаос мистер Герати повергнет нас, своих ничего не подозревающих жертв? Я была приглашена к нему в студию, чтобы одной из первых поприсутствовать при его съемке, и могу с уверенностью сказать, что увидела начало блестящей карьеры. Фотографии получились провоцирующими, чувственными, почти непристойными, и от каждой у меня захватило дух…
Удовлетворенная, она откладывает журнал.
– Ты станешь звездой, Ронан. Я это чувствую. Смотри, по тебе уже сходят с ума.
Я вспоминаю женщину, которая приходила в студию Карла, о присутствии которой я моментально забыл, как только начал снимать позирующую мне модель, пытаясь щелчками камеры запечатлеть ее душу.
– Ты так думаешь? – спрашиваю я, злясь на нотки неуверенности в своем тоне.
– Я уверена. – Наклонившись вперед, Рэйчел соблазнительно трется о мою грудь своими грудями, а потом целует меня.
Я пробираюсь под ее шелковую сорочку и, обнаружив, что она под ней голая, вминаюсь пальцами в мягкую плоть ее задницы, начинаю двигать ее на себе, лениво втираясь своим набухающим членом в ее горячую влажность.
С расстроенным стоном она заканчивает поцелуй и зарывается лицом мне в плечо около шеи.
– Боже, ты сводишь меня с ума. Я не узнаю себя, когда я с тобой. Я так сильно хочу тебя.
Накрутив ее волосы на кулак, я тяну за них и, наслаждаясь видом ее зарумянившихся скул, заставляю посмотреть на себя. Мое сердце остается безмолвным, но я не могу отрицать, что она по своему нравится мне, что мое тело жаждет ее, что я не могу ею насытиться. Рэйчел нужна мне, чтобы унять мою боль и заполнить ту пустоту, которая угрожает поглотить меня целиком.
– Я тоже хочу тебя.
Она закусывает губу. Ее ясные голубые глаза затуманиваются, и я большим пальцем касаюсь ее губы.
– Что?
– Расскажи мне о ней, – шепчет она.
Воспоминания о Блэр на мгновение ослепляют меня, и мне начинает казаться, будто я падаю в бездонный колодец. Но я сопротивляюсь им до тех пор, пока Рэйчел, ее светлые волосы и тело, прижатое к моему, не возвращают меня в реальность – и к ней.
– Что ты хочешь узнать?
– Ты еще ее любишь?
– Прямо сейчас… – я тяну за подол сорочки, оголяя ее задницу, обнаженную промежность, плоский живот и идеальную грудь, – не люблю. – Когда трепещущая подо мной Рэйчел оказывается полностью обнажена, я небрежно бросаю сорочку на пол, подхватываю за ее бедра и направляю ее естество к своему рту. – Позволь, я тебе покажу.