Сладкий запах крови
Шрифт:
Свет уличного фонаря высветил его лицо, затем снова погрузил во тьму. На поверхность вынырнула мысль о том, что говорила о нем с Мелиссой та коктейльщица.
— Ты именно поэтому подбивал клинья к Мелиссе? Потому что тебе было одиноко?
Малик словно бы не слышал вопроса:
— В отличие от тебя, — он развернул меня к себе и завладел моим вторым запястьем, — я не люблю лгать, даже самому себе.
У меня мурашки по спине побежали от страха. Что бы я ни болтала, мне его и вправду стало жалко! Я едва не позабыла, кто он такой и чего от меня хочет!
Я
— А может, потому, что Мелисса была полукровка? — бросила я ему в лицо. — А значит, труднее и тем интереснее ее помучить и можно не сдерживаться? Наверное, тогда боль показалась бы тебе более настоящей, да?
В глубине его зрачков засверкали яркие искорки гнева.
Пульс у меня под его пальцами так и громыхал.
— Она что-то видела, так? — заорала я, перекрывая рев крови в жилах. — Когда была с тобой! — Кожу у меня обдало жаром, жаждой, страстью. Я задохнулась и стиснула кулаки, пытаясь подавить это ощущение.
Треклятые вампирские штучки!
— Ты и сейчас себе лжешь. — Малик развернул мои руки ладонями вверх. — Твердишь себе, будто не желаешь принять то, что я могу тебе дать, но тело тебя выдает.
Пальцы у меня обмякли и разжались, чего я совершенно не хотела.
— Видишь, Женевьева, что бывает, когда отрицаешь истину. Сама себя лишаешь сил. А иначе разве смог бы я с такой легкостью обойти твою защиту, подчинить твое тело своим прихотям, если бы не обратил против тебя твои же желания? — Он рванул меня к себе, яростно сверкнув глазами. — Примерно как ты поступила с Рио!
Я заморгала. Отчего он так разозлился? Тут я поняла, что именно он сказал, и теперь уж моя собственная ярость заставила меня приникнуть к нему.
— Ты подглядывал, да-да, — сказала я утвердительно. — Там, в театре. Но ты ведь всегда так делаешь, правда? — Я скривилась. — Шпионишь за всеми подряд.
— Дразнить Рио было неблагоразумно.
— Да что ты говоришь! Ты считаешь, не стоило дергать ее за ошейник? Ты все слышал, она честолюбивая, у нее на меня какие-то виды, и я готова спорить, что с моим благополучием они не сочетаются! И если у нее изменились планы, в этом отношении все осталось по-прежнему!
Его руки сдавили мне запястья, и я уже решила, что вот-вот захрустят кости. Я сжала зубы, чтобы не заскулить. Затем мерцание в его глазах заискрилось и погасло.
— Да, все осталось по-прежнему.
Малик медленно разжал руки и прижался губами к трепещущей жилке на моем левом запястье, и душа у меня ушла в пятки.
Он выпустил меня, я забилась в свой угол сиденья, твердо решив не замечать в себе бури противоречивых эмоций... И тут ответ у задачки сошелся.
Я коротко, глумливо хохотнула:
— Ты все знал. Да? Ты так ловко все разнюхиваешь, так замечательно подслушиваешь и подсматриваешь, вот почему ты заранее знал, что задумала Рио, и тут пришла я и испортила тебе все удовольствие. Потому-то ты так злишься.
Он рассмеялся, и сердце у меня затрепыхалось — не от страха, а от тепла.
— Ход твоих мыслей, Женевьева, для меня едва ли не интереснее твоих прелестей.
Ага,
— Ах-ах, благодарю за комплимент.
Он поднял бровь:
— Я и не заметил, что сделал тебе комплимент.
Как же, как же.
— Спорим, ты знаешь, что они затеяли, и, наверное, даже знаешь, кто убил Мелиссу и почему!
— Если мне столько известно, зачем я пригласил тебя помочь мне?
Ха! Проще простого.
— Там замешаны какие-то чары, — ответила я, — они вам всем нужны, и вы все считаете, будто я могу их найти.
Малик снова рассмеялся, и от его низкого грудного смеха у меня кровь разом забурлила от страсти.
Я схватилась за ручку двери, свирепо глядя на него:
— Сам знаешь, не получится! Как бы ты меня ни заводил, я ничего не забуду!
Словно в замедленной съемке, он взял мою руку, поднес к губам и жарко подышал на кончики пальцев, не сводя с меня глаз.
— Зачем же мне заставлять тебя что-то забыть, Женевьева? Я хочу, чтобы ты все помнила.
Осознав его слова, я нахмурилась:
— Что я должна помнить?
— Ну как же, все, что я тебе сказал. — Он поцеловал мне пальцы, а я ощутила поцелуй на губах. — Мне хочется, чтобы этот маленький эпизод завершился к моему полному удовольствию. Для успеха моего предприятия мне никакие чары не нужны, а значит, не нужна и твоя помощь в том, чтобы найти их.
Я облизнула губы, и на языке растаял вкус рахат-лукума. Проклятая месма! Почему это ему чары не нужны, если всем нужны? И зачем он прислал мне приглашение, если дело не в чарах?
Такси затормозило и остановилось.
— Девятнадцать двадцать, братишка.
Малик достал полтинник и протянул водителю:
— Прошу вас, подождите нас здесь.
— Ни за что, — отрезала я. — Ты со мной не идешь.
— Женевьева, мы же договорились...
— Иди домой, Малик, — ответила я его же словами и выскочила из такси.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Я помчалась по тротуару, плечи свело от напряжения. Зар-раза! Что теперь? С Темзы налетел порыв теплого ветра, швырнул мне волосы в лицо, я отбросила их назад. Я вздохнула поглубже и тут же пожалела об этом: набрала полную грудь выхлопных газов с легкой примесью запаха речной воды.
Скривившись, я по очереди покрутила ступнями, разминая щиколотки. Ноги были не в восторге от перспективы снова топать на шпильках. Я огляделась в поисках какой-нибудь подсказки, как бы мне отделаться от красавчика-вампира. Дальше по набережной Виктории, залитой светом фонарей, виднелся обелиск в честь военно-воздушных сил, с золотым орлом на верхушке. Над противоположным берегом повисли яркие кабинки колеса обозрения. Наверное, уже настала полночь, но это был Лондон, и кругом толпился народ — на Хангерфордском мосту сновали прохожие, на палубе «Испаньолы» курили гуляки, под железнодорожным мостом миловалась парочка, выгуливал солидного пекинеса пожилой дяденька в шортах.