Сладкое вино любви

Делински Барбара

Тесс наклонилась над столом, внимательно рассматривая слово.

– Проведи пальчиком по линиям, – сказала Сэнди.

Тесс обвела рамку.

– Чувствуешь форму? – спросила Сэнди. – Копья и мечи охраняют королеву.

Тесс кивнула.

Сэнди вырвала листок из блокнота.

– Твоя учительница написала, что ты умеешь рисовать. Это правда?

Тесс заметно приободрилась и снова кивнула.

Сэнди протянула ей блокнот и карандаш:

– Нарисуй мне рыцаря.

– Рыцаря? Любого?

– Какого хочешь, только чтобы

он был солдатом с мечом и копьем.

Пока Тесс рисовала, Сэнди отдыхала, наслаждаясь окружающим пейзажем. С таким оптимизмом, подумала Оливия, можно многого добиться.

Тесс отложила карандаш, и Сэнди восхищенно ахнула:

– Да ты и в самом деле неплохо рисуешь, так что нам скучать не придется. А теперь напиши слово под картинкой.

Тесс старательно вывела буквы, срисовывая их с предыдущего листочка.

– Обведи их в рамочку, как я. Не торопись, – продолжала Сэнди.

Тесс нарисовала рамочку – у нее получилось чуть хуже, чем у Сэнди, но, в общем неплохо.

Сэнди взяла оба листочка, перевернула их лицом вниз и протянула Тесс чистый лист.

– А теперь снова напиши слово.

Тесс хотела было закапризничать, но, раздумав, взяла карандаш и безошибочно вывела буквы.

– Вот и молодчина! – радостно воскликнула Сэнди. – Завтра мы будем с тобой заниматься целый час вон под тем большим раскидистым деревом.

– Целый час? – переспросила Тесс. – В школе я занимались всего полчаса.

– А мне бы хотелось заниматься с тобой два часа, – возразила неумолимая Сэнди.

– Два часа! – Тесс с мольбой взглянула на мать. – У меня же летние каникулы!

– Хорошо, тогда час, – согласилась Сэнди. – Не бойся, тебе понравится.

У Тесс вырвался вздох облегчения.

На следующее утро, сидя на подоконнике и вспоминая первое знакомство с репетитором, Оливия невольно улыбнулись. Наконец-то к Тесс найден правильный подход. Сэнди знает свое дело и умеет обращаться с детьми. Теперь Оливия была спокойна – Тесс в надежных руках. Борьба с дислексией перестала быть односторонней, в лице Сэнди они обрели союзника.

Оливия уткнулась подбородком в колени. Асконсет творил чудеса. Книга Натали продвигается медленно – и пусть! Хорошо бы побыть здесь подольше.

Внизу, под окном, шевельнулась чья-то тень. Это Саймон – как раз вовремя. Жить не может без своего виноградника. В руке у него неизменная чашка с горячим кофе – впрочем, в предрассветном тумане виден только его силуэт.

Оливия рассматривала его издалека, не боясь, что ее заметят. Встретив его впервые во дворе неделю назад, она решила больше не попадаться ему на глаза в такой ранний час – он неправильно ее поймет. К тому же отсюда, со своего насеста можно было разглядывать его сколько угодно.

Еще пять минут – именно столько он будет стоять под деревом, любуясь своими владениями. Потом направится к ангару через виноградник и исчезнет в тумане. Должно быть, этот ритуал вошел у него в привычку.

Так

и есть: прошло пять минут, он сделал движение, чтобы уйти, и неожиданно повернул голову, словно прислушиваясь. Был виден его суровый профиль, прядь, упавшая на лоб. Внезапно он обернулся и посмотрел на нее в упор.

«Он меня не видит», – сказала она себе, застыв как изваяние и почти не дыша. Сердце ее колотилось в груди, как у пойманной птицы. «Вот и попалась», – подумала она, тяжело дыша.

«Он меня не заметил», – мысленно твердила она. Нет, заметил! Но Саймон уже зашагал прочь, следуя своему ежедневному ритуалу.

Глава 10

Дождь барабанил по крыше чердака, где Натали раскладывала старые фотографии. Оливия их сразу узнала, они были в первой посылке, которую Отис получил из Асконсета несколько месяцев назад. Среди них не оказалось снимка той неизвестной женщины. Эти фотографии были сделаны гораздо раньше – простенькие черно-белые снимки, запечатлевшие поля и серые невзрачные постройки, среди которых Оливия признала Большой дом в самом начале строительства.

– А вы наблюдательны, – похвалила ее Натали, продолжая рассматривать снимки. Их поблекший черно-белый мир переносил Оливию назад, во времена Великой депрессии. Мгновение – и она снова вернулась вместе с Натали в холодный дождливый день 1930 года.

Натали взяла со столика фотокарточку Карла – свое первое отчетливое воспоминание детства.

– Он был одет почти так же, как на этом снимке, только в тот дождливый день на нем была шерстяная куртка и коричневая кепка. Он показался мне высоким, рослым, и я не на шутку испугалась. До сих пор не понимаю, почему я не бросилась прочь, едва его увидев. Карл не улыбнулся, но что-то подсказывало, что он… добрый. А в тот день мне так хотелось, чтобы меня кто-нибудь пожалел.

– Ты потерялась? – спросил он.

Я покачала головой.

– Тебя кто-то напугал?

Я снова покачала головой и убрала мокрые пряди с лица.

– Ты чуть не плачешь. Тебе плохо?

Да, я замерзла, промокла, мне было страшно и одиноко.

– Я хочу домой.

Карл бросил взгляд в сторону фермы:

– Да вот же дом.

Но я не считала домом это мрачное каменное здание.

– Мой дом в Нью-Йорке.

– Я был в Нью-Йорке – мне там не понравилось. Здесь лучше.

– Почему?

– Воздух чище, деревья, вода.

– У вас тут только дождь и грязь, – заявила я.

– А ты знаешь, что такое грязь?

– Знаю – мокрая земля! – обиженно выкрикнула я, решив, что он нарочно разговаривает со мной, как с маленькой.

Карл спокойно возразил:

– Только снаружи. А внутри – почва, из которой все растет. Нигде больше нет такой земли. – Он присел на корточки и провел ладонью по мокрой грязи. – Видишь? Она мягкая, рыхлая, хорошо впитывает воду. На ней можно столько всего вырастить.