Сладость твоих губ нежных
Шрифт:
– Что, холодно?
– говорит она.
– Сейчас согреешься. Раздевайся.
– Зачем?
– спрашивает Зина.
– Раздевайся, тебе говорят!
– прикрикивает Надежда Васильевна.
Зина начинает раздеваться.
– Всё снимай, догола, - говорит Ольга Матвеевна.
Зина снимает одежду и складывает её на доски, дрожа от холода. Катя уже видела её голой в бане, но сейчас Зина выглядит словно похудевшей, тело покрыто пупырышками и напряжено.
– Ватник постели на пол и ложись. Спиной, - велит ей Ольга Матвеевна.
Зина опускается на пол. Надежда Васильевна становится на колени со стороны её головы.
– Руки, -
– Мамочка, мамочка!
– верещит Зина на мышиных частотах, бешено елозя спиной по полу, зад её дёргается, ошпариваемый кипящей струёй, Надежда Васильевна с трудом удерживает тело девочки в нужном положении.
– А, уже не холодно?
– хохочет Ольга Матвеевна, опять наклоняя чайник.
– Жарко стало? Кипяточек-то крутой! Кричи, кричи, всё равно никто не услышит.
– Мамочка, мамочка!
– захлёбываясь, орёт Зина, мотая головой.
– Ой не надо, не надо, пожалуйста!
– она не успевает выговаривать слова, они захлёбываются и прерываются у неё во рту, переходя в щенячий вой.
Кипяток плещет на неё, выбивая пар, сидящая на корточках Ольга Матвеевна закусывает губу в улыбке, исступлённо дыша сквозь зубы, и Зина снова переходит на звенящий металлический визг.
– Ольга! Ты видишь, как у неё всё уже!..
– вскрикивает Надежда Васильевна, рванувшись на месте и ещё плотнее прижимая руками расставленные ноги бьющейся девочки коленками к полу.
– Ты посмотри, Ольга!
– Ладно, хватит, - цедит сквозь зубы Ольга Матвеевна и ставит чайник на пол. Она вынимает что-то из-за пазухи и, оперевшись на одну руку, наклоняется к Зине и суёт ей это другой рукой в разинутый визжащий рот. Раздаётся страшный грохот, Надежда Васильевна дёргается в сторону и припадает на руку, отпуская ноги Зины, которые медленно валятся набок. Зина больше не кричит. Из-под головы её выползает на пол тёмная лужа.
– Видишь, как всё просто, - говорит Ольга Матвеевна.
– Бах и готово. Как гвоздь в доску.
Надежда Васильевна глядит на повернувшуюся набок Зину и отряхивает себе пальцами юбку.
– Что, брызнуло?
– спрашивает Ольга Матвеевна.
– Вроде же вниз пошло. Рано я её, да? Уж очень кричала сильно.
– В лесу зароем?
– Потом. Пусть пока тут полежит. Ты иди, Надь, я приберу всё. Спокойной тебе ночи.
– Спокойной ночи, - отвечает Надежда Васильевна.
– Давай, чайник отнесу.
Её сапоги бухают в ступени, плечо - в дверь, которая со скрипом отъезжает в сторону, застревает на полпути, с приглушённым матом Надежда Васильевна свергает на своём пути какой-то дощатый хлам и вываливается во двор, где темнота кажется светлее от крупчатых звёзд и молодого месяца среди них, и откуда доносится визг передравшихся на вечерней сходке у сортира девчонок.
– Слышь,
– Иди сюда. Иди, я кому сказала!
Катя выбирается из-за двери, переступая ногами через деревянный лом. Зина лежит на том же месте, прикрытая собственной бурой кофтой, спиной к двери, Ольга Матвеевна стоит рядом с ней, отряхивая сапоги от накопившейся в подполе грязи. Пахнет сыростью и крысиным помётом.
– Иди-иди, погляди на свою подружку, - улыбается она Кате.
– Пока не погнила. А она здесь быстро гнить начнёт, - продолжает она, заботливо очищая скомканной Зининой юбкой сапог, - сыро. На ней тут и грибы вырастут.
Катя спускается с лестницы, искоса глядя на неподвижное тело Зины. Кофта доходит ей с одной стороны до согнутого затылка, едва прикрытого стрижеными тёмно-рыжими волосами, сбитыми набок, так что прижатое листообразное ухо теперь совершенно обнажено, а с другой - до начала поджатых бёдер, а голые икры Зины лежат прямо в грязи. Подойдя поближе, Катя замечает, что в волосы Зины замешалась густая тёмно-багровая масса.
– Мёртвых видела?
– спрашивает её Ольга Матвеевна.
– Она уже мёртвая. Не дышит, не чувствует ничего. Смотри, - она вдруг с размаху пинает Зину сапогом по спине. От удара тело девочки вместе с участком ватника сдвигается по земле.
– А ну пни её.
Стиснув зубы, Катя что есть силы пинает Зину сапогом. Та не издаёт ни звука, только вздрагивает.
– Ты видела, как я её убила?
– Видела.
– Это было быстро, правда?
– Да.
– Убивать очень легко. Пять минут назад ещё была живая - бах и нету. Я ей выстрелила в голову, понимаешь? Вот, погляди, - Ольга Матвеевна приседает около Зины и поворачивает её лицо вверх. Глаза у Зины совсем белые, словно из них вылетели зрачки.
– Вот сюда, в рот, - она оттягивает одной рукой нижнюю челюсть Зины и показывает указательным пальцем другой ход пули.
– Вот так и дальше, а потом, - она ловко поворачивает голову девочки, как глобус, - туда. Навылет, в землю. Видишь, сколько натекло.
При виде влажного пятна со склизкими комками под головой Зины у Кати кружится голова и она, помогая себе руками, садится на кирпичи.
– Но ты понимаешь, что с ней?
– спрашивает её Ольга Матвеевна.
– Она подохла. Она никогда больше не будет говорить, смотреть, жрать кашу, срать. Ты это понимаешь? Её закопают в землю, и она будет там гнить. Ясно это тебе?
– Ясно, - одним дыханием отвечает Катя.
– И ты тоже будешь гнить, когда умрёшь. Ты боишься гнить?
Катя кивает. Она старается не смотреть на белые глаза Зины и на дыру её раскрытого рта.
– А вот погляди сюда, - Ольга Матвеевна берёт Зину за ногу, подтаскивает её в сторону, как овцу, так, чтобы Катя могла видеть и отбрасывает край кофты. Катя смотрит и, резко раздвинув колени, рвёт на земляной пол.
– Не узнаёшь?
– смеётся Ольга Матвеевна.
– Ты это лизала? Смешно выглядит, правда? Само на себя не похоже. А ну давай, поди, полижи.
Катя мотает головой, встаёт и отходит от рвотной лужи, вытирая рукавом рот.
– Что ж ты, малышка?
– усмехается Ольга Матвеевна.
– У мёртвой не хочешь? Лижи, падло, - она вынимает из-за пазухи пистолет.
– А то я сейчас и тебя тоже. Вот, тут дырочка, видишь? Оттуда вылетит пчёлка, и прямо по башке. Сильно, как кувалдой стукнет. Бац - и нету Кати. Что ты отворачиваешься? Бац - и нету Кати. Навсегда нету, понимаешь?