Слава богу, не убили
Шрифт:
Снаружи бибикнуло. Важняк оторвался от лаптопа, быстро прошел к воротам и впустил на участок синюю пыльную «шаху». Из нее вылез бритоголовый парень в майке и спортивных штанах. Они поздоровались за руку, о чем-то негромко переговорили; Шалагин кивнул в сторону Кирилла, парень глянул без интереса. Было бритому лет тридцать, и вид он имел какой-то сонный.
Почти сразу следователь захлопнул ноутбук, погрузился в «Монтеро» и отчалил. Парень повалился на веранде в шезлонг и сосредоточился на телефонной игруле. У Кирилла сложилось впечатление, что, пройди он сейчас мимо него к калитке, бритый даже головы бы не поднял. Но пробовать Кирилл не стал.
Вернулся Шалагин часам к семи вечера. Посмотрел на Кирилла (пьющего за садовым столиком сооруженный без санкции и возражений надзирателя чай) с унылым раздражением человека, вынужденного заниматься неинтересным, неоплачиваемым и совершенно бессмысленным к тому же делом. Было похоже, что Кирилла следаку навязали — как самому Кириллу в четвертом-седьмом классах навязывали «летнюю практику» (не проведшему положенных часов на общественных работах не выдавался табель с оценками за год, и Кирилл с одноклассниками, вместо чтоб вольно гонять в футбик, выковыривали отвертками с корнем траву из щелей между плит школьного двора). Минут через пять он хмуро подошел, хмуро повозил пальцем по грязноватой скамеечке напротив Кирилла, кое-как ее отряхнул, с брезгливым видом сел и без предисловий осведомился:
— Кому ты стучал?
Кирилл смотрел на него, не понимая.
— Че, глухой? — взгляд в упор. — Кому стучал?
— Я?.. Гхы…
— Когда у Пенязя своего работал! — разозлился следак. — Ты стучал! Кому? Только не лепи мне опять горбатого к стенке — что просто так к Пенязю пришел. Пять, или сколько там, лет про него не вспоминал, а тут пришел. Кто тебя послал к нему?.. Долго молчать будешь?!!
— Никто меня, гхы, не посылал…
— Я что, дебил, по-твоему?! — заорал Шалагин. — На хера тогда Амаров тебе все рассказывал?! На хера светил тебе автосалон этот и сервис? И Радика до кучи показал… Он знал, что ты стучишь кому-то!
— Да не стучал я никому!..
— Так на хера тогда?!
Кирилл продолжал тупо на него таращиться, не имея понятия, что ответить… и вдруг ясно увидел себя, садящегося в «камаро», едва не давящего брошенную на сиденье мобилу, услышал глухую трель айфона в бардачке, испытал удивление, почему «генерал» не носит их с собой…
— Телефоны… — пробормотал он.
— Какие телефоны?!
— По-моему, его слушали через телефоны, мобилы. Он знал про это. Когда не хотел, чтоб они знали, — оставлял их где-нибудь… Гхы-гхы… Он это все не мне говорил. А тем, кто его слушал… Слив такой. А они сами не знали, что это слив…
Следак некоторое время ездил по нему вполне бессмысленным взглядом:
— Кто — они?
— Ну, те, кто его слушал…
— Кто?!
— Да я откуда знаю!.. Ему ж наверняка эти мобилы дарили. Как и тачки… Одна тачка точно была Райзмана…
— Неофициально, — сказал Шалагин. — Для общей эрудиции.
— На какую тему?
— Амаров. Он же Моталин.
Они внимательно смотрели друг на друга. Этот Лыткин из службы безопасности покойного «Финстроя» был круглоплеч, круглоголов, круглолиц — а кисти рук имел угловатые, с широкими квадратными ладонями и прямоугольными кончиками пальцев.
— Вы его пасли? — спросил Шалагин, не дождавшись ответа.
Лыткин моргнул круглыми совиными глазами:
— Райзман дал нам по нему команду где-то весной.
— Слушали? Постоянно?
Короткий кивок собеседника из-за отсутствия у того шеи был едва заметен.
— Через мобилу?
— Мужики из нашего банка — Райзман и прочие: он со многими же был знаком — надарили ему штук пять дико дорогих мобил. Все знали, что Моталин любит понтовые игрушки. Мы все эти телефоны слушали. Ты же в курсе, что на несколько метров даже выключенный…
— Ну понятно… И машины его через GPRS вели?
Лыткин снова чуть кивнул.
— А машины его жены? Они ж, наверное, все были с навигацией…
— У нас был доступ к операторам.
«Если Амаров знал про поисковики, — подумал важняк, — чего в тот день просто не воспользовался глушилкой? Как угонщики делают, если с ходу не могут в электронике разобраться: суешь звездюлину, в форме мобилы исполненную, в гнездо прикуривателя — и тачка пропадает с монитора службы слежения… Значит, он хотел, чтобы они знали про схему с „Брабусом“ — но чтоб думали, что он этого не хочет…»
— Может, помнишь такого Балдаева? — спросил он.
— Э-э… От ментов который? Помню. Они вместе с Моталиным, кстати, на машине его жены ездили. Моталина, в смысле. Мы тогда посмотрели их маршрут.
Шалагин сначала не понял, какое Балдаев имеет отношение к ментам, — а потом сообразил, что они там в «Финстрое», видимо, так именовали отставного розыскника Пенязя с его агентствами и больших Пенязевых покровителей из МВД.
— И слышали их разговоры…
Лыткин молчал, насупясь на собственные кисти, обхватившие на столешнице друг друга, как вагонная сцепка.
— А вы не подумали, что он, может быть, не Балдаеву, а вам все это наговаривает? Что он знает, что вы его пасете?
— Это была не моя тема, — нехотя сказал Лыткин. — Этим всем Главный наш занимался. Все записи сразу себе забирал.
Их Главный, директор банковского департамента безопасности, некогда окончил училище имени Верховного Совета, послужил в «девятке», а во время развала «конторы» Ельциным в начале девяностых подался, вместе с толпой коллег, в охрану крупного бизнеса. Райзман, когдатошний внештатный гэбэшный осведомитель (оперативный псевдоним Болек), на руководящие должности в свой ДБ брал только экс-«комитетчиков».
— А Райзману он по этой теме докладывался?
— Да я откуда знаю?
— Часто такое бывало, что Главный какой-то темой один занимался?
— Вообще — нет…
— Вряд ли, конечно, Пенязь или его быки собирались кого-то валить… — отмахнулся Дрямов, которому Шалагин пересказал разговор с Лыткиным. Дрямов его на этого Лыткина и навел.
— А что собирались?
— Он, как выяснилось, по-тихому закорешился с членом правления «Финстроя» — не самым известным, но ключевым человечком в райзмановской «помоечной» империйке…