Слава богу, не убили
Шрифт:
Лоб горячо пульсировал, наливаясь жидкой тяжестью.
— Давно его знаешь?
— С шестнадцати лет…
Ухо, казалось, должно светиться стоваттной лампочкой.
— Номер, — Шалагин достал мобилу.
Никакого Владова номера Кирилл, естественно, не знал.
— Номер!
— Не знаю…
— Чего?!
— Он сменил его… — нашелся Кирилл. — Деньги отдавать не хочет.
Шалагин фыркнул. Кирилл понял, что в это важняк поверил сразу.
— Как его?..
— Смирницкий… Владислав…
На обратном пути тоже немного поплутали, прежде чем вырулить на центральную улицу. С террасы открытого кабака принесло шашлычный дымный запах. У Шалагина зазвонил телефон, он глянул на дисплей, мимолетно скривился и, ткнув соединение, с ходу забубнил что-то многословное, оправдывающееся — тоном, которого Кирилл совершенно от него не ожидал. Это он с бабой какой-то разговаривал. Причем не оставалось сомнения, что бабу он боится… Кирилл бережно потрогал шишку на лбу. Просто шишка, без крови — но объемом, такое ощущение, в полголовы…
Прямо по курсу он снова увидел погранцов, героев дня: десяток особей в цивильном, камуфляже и топлесс нестройно пер наискось через проезжую часть, не реагируя на гудящие и тормозящие тачки — разве что кидая похабные жесты. Кто-то нечленораздельно орал, кто-то хлебал из горла, отчаянно запрокидываясь; высоченный, раздутый, как месячный труп, парнище, грозя рухнуть на каждом шаге, хватался за поощрительно отмахивающуюся телку в условной юбке.
Шалагин, на полуслове прервав телефонные оправдания, резко сбросил скорость (Кирилла мотнуло) и яростно даванул на сигнал — джип, догнав толпу, чуть в нее не врезался. ПВ, впрочем, ни ускоряться, ни разбегаться не подумали: несколько человек, наоборот, повернув головы на звук, остановились прямо у машины на пути. Следак матернулся и затормозил — метрах в полутора от ближайшего лося в зеленой тельняшке. Тотчас под злобное дудение скрежетнули за спиной чужие тормоза: ЗИЛ-«бычок» едва не впилился им в корму.
— Хули гудишь, пидорас?! — лось (плечистый, грудастый, бесшеий) шагнул вперед, бодливо нагнув башку, и с силой врезал каблуком в решетку «Монтеро». — Сука ты блядь!!!
Тут же что-то тяжело ударило в машину справа сзади. Кирилл обернулся — это «труп», сцапав-таки свою девку, захватив ей шею локтевым сгибом, свирепо, словно откусывая нос, прижался мордой к ее лицу, потерял равновесие и завалился на дверцу. Завертел головой и важняк: mobbing dicks были справа и впереди, а сдать кормой мешал «бычок».
Плечистый тем временем, своротив левое зеркало, подскочил к водительскому окну, вскочил на подножку и через опущенное стекло попытался засветить Шалагину в нос. Тот отдернулся, кулачище сотряс подголовник, а полосатый, не обратив внимания на неловкий ответный удар, споро просунулся в машину по грудь и схватил важняка за горло. Его глаза оказались в нескольких десятках сантиметров от Кирилловых — белые, даже матовые какие-то, совершенно невменяемые: бельма, — пот каплями летел с багровой бешеной рожи, сивухой зашмонило на весь салон.
Прямо перед Кирилловым лицом звонко взорвалась водочная бутылка, хлестнув осколками и оставив на лобовом концентрическую паутину трещин. Он успел ткнуть кнопку стеклоподъемника, закрыв со своей стороны щель, по которой промахнулись чьи-то пальцы. Ботинки замолотили по крыльям и дверям (до окон ноги уже не поднимались), посыпалась фара; голый по пояс dick с обоими подбитыми глазами полез на капот, поскользнулся, гулко грянулся об него боком, потеряв берет. Шалагин с плечистым боролись, пыхтя, шатая руль, извлекая из джипа перепуганную неритмичную мелодию. Сзади о машину с шуршанием терлись: расплющенная о дверцу пограничной тушей девка вяло ерзала, а «труп», едва удерживаясь на разъезжающихся ногах, но крепко удерживая добычу могучей правой ручищей, засунул левую ей под юбку и энергично работал будто бы обнаруженным там кистевым эспандером.
Кирилл крутнулся на сиденье, примерился и, преодолевая боль в плече, один, другой, третий раз врубил плечистому по харе. Шалагин вывернул голову из захвата и с утробным матерным хрипением выпихнул «зеленого», не отпускавшего его ворот, наружу; рванул замок и несколько раз толкнул его дверцей. Боец с подбитыми глазами утвердился наконец стоймя на капоте, оперся ладонью о крышу и ударил ногой в лобовое. Плечистый продолжал цепляться за следака через окно, а в дверную щель лезли еще чьи-то руки. Но освободившейся правой Шалагин сумел выцарапать из-под мышки пистолет и рукояткой долбанул плечистого по лбу.
— Завалю!!! — заорал важняк (точней, вякнул, тут же сорвавшись в сип), лягаясь, отбиваясь, передергивая затвор.
Кирилл даже удивился неоглушительности выстрела. Время сделало коротенькую, но заметную заминку, по окончании которой все сразу распалось: тот dick, что вперся было в дверь, мягко, отсеменив полукругом, повалился бочком на асфальт, прочие замерли на месте или молча отступили на шаг.
— Назад, блядь! — сипел и взвизгивал Шалагин, пинком отпахивая дверь, вскакивая, перехватывая пистолет обеими руками и наставляя на ближайших «зеленых». — Назад, говно, блядь!!! Лежать!!! Лежать, я сказал, блядь, прокуратура!!! Ты, лег, лег мордой на землю, я сказал, что, не понял, завалю, блядь!..
По капоту опять загрохотало — погранец с фингалами сверзился при попытке слезть. Плечистый и еще один dick, в которого тыкал стволом важняк, нехотя растянулись ничком на дороге.
— Головы не поднимать! — вопил, закашливаясь, пиная лежащих, Шалагин. — На затылок руки! Не шевелиться, говно!..
Лацкан и рукав его пиджака висели на нитках, из надорванного уха на шею обильно натекло ярко-красное. Из остановившихся по обеим сторонам дороги машин, доброй полудюжины, и с тротуаров таращились какие-то невнятные, одинаково плосколицые; Кирилл, однако, заметил парочку поднятых к вискам телефонов. Подстреленный, не видимый им, выдавил вдруг, словно придуриваясь, протяжное низкое «у-а-а…» — и только тут заверещали, почти в ультразвуке, обе бывшие с «зелеными» девки. Шалагин завертел башкой — глаза его внезапно остановились на Кирилле и того аж в сиденье вжало: настолько они были безумные. Важняк смотрел на него несколько секунд — видимо, что-то про себя лихорадочно соображая; Кирилл не удивился бы, если б тот вдруг взял и пальнул в него.
Но палить следак не стал — еще раз пнув одного из растянувшихся перед ним погранцов и поведя стволом в направлении прочих, он поспешно прыгнул обратно за руль и, едва захлопнув дверцу, яростно, со скрежетом шин газанул; еле успела отскочить пара застывших возле джипа «зеленых». Дикий вираж на повороте, еще один — Кирилл не понимал, что он делает. Назад, что ли, возвращается?
— Где она была?! — зарычал Шалагин. — Где эта сраная Колхозная?!
Дорога была отвратная, большую часть года, видимо, вовсе непроезжая (на тракторе если только) и вела местами через довольно густой лес. Пространственную их локализацию Кирилл едва представлял. От Новогеоргиевска Кабан-Виталь погнал на Спас-Клепики, оттуда на юг, но через полчасика за очередной догнивающей деревней свернул на грунт, переключился на вторую и углубился в неожиданную глухомань, оживляемую то заброшенным песчаным карьером, то выплывающей из-за поворота колючкой на покосившихся бетонных столбах с нечитаемыми запретительными надписями на ослепших табличках — за ней не было ничего, кроме леса. Распахнулось сорное поле, по которому широко разлеглись тени от неподвижных белоснежных облаков. На невысоком пологом холме темнели стены обезглавленной, осыпающейся уже лет восемьдесят церкви. Рядом в бурьяне можно было разглядеть заваливающийся крест под «уголком». Людей вокруг не просматривалось и не предполагалось.