Слава для Бога
Шрифт:
Локк задумался, а на плечо Богумира опустилась ладонь Рара:
— Ты что себе позволяешь, щенок? Воперед князя своего в разговор влез?! Плетей захотел?
— Не серчай, княже, я для общего блага. — Поклонился покорно парень.
— Говори, что удумал, что этому татю такое сказал, что тот задумался? — Прорычал князь.
— Предложил двум воинам исход всей сечи решить, в честном бою, один на один. — Улыбнулся Богумир.
— А дело пацан предложил, слыхивал я, что ранее бывал такой обычай. — Задумчиво произнес Перв. — Я в поле выйду. Мне равных в бою нет. На том
Было над чем подумать. Время задумчиво потекло в тяжелом молчании, никто из переговорщиков не мог решиться дать первым согласие на такое предложение. Стояли, морщили лбы, взвешивали все за и против, но не решались сказать ни: «Да», — ни: «Нет».
— А ежели проиграешь? — Наконец выдавил из себя князь. — Мне что тогда, под руку этого упыря идти, княжество предав?
— Не веришь, княже? — Нахмурился Перв.
— Опасаюсь. — Буркнул тот в ответ. — Я не только за себя отвечаю, у меня людей тьма, за них боюсь.
— Мысль интересная. — Наконец заговорил и Локк. — Я не против, но только поначалу условия обговорим.
— Проиграете, уходите с моей земли, мы проиграем, в столицу вернемся, там осаду примем. — Рыкнул в ответ Рар.
— Хитрец. — Рассмеялся противник. — На таких условиях, и при моей победе война не закончится.
— Ты сможешь грабить княжество, я мешать не буду, только людей своих в крепости спрячу. — Выдавил из себя слова князь Первоградский, не нравилась ему эта затея.
— Идет! Но последнее слово будет за мной. — Рявкнул Локк и протянул руку для заключения договора.
— Добро. — Кивнул Рар.
— Стой. — Выкрикнул тут же Перв, но было уже поздно, руки сжались словно поставив печать. — Какое слово-то он скажет? Что же княже ты поторопился, не выслушал. Ох чую беду. — Прошептал он, опустив голову.
— Ну что? Тогда воинов пойдем выбирать? — Словно гора свалилась с плеч Рара. Действительно, чего он сомневался. У него есть Перв. Тот, за всю свою жизнь не проиграл ни одной схватки. Выйдет на лед, побьет супостата и домой все вернутся с победой.
— Зачем выбирать? — Рассмеялся в захлеб едва не закашлявшись Локк. — За мной «слово» обещанное, и вот оно: «Выйду я, и вот этот пацан» — Он ткнул кулаком в грудь Богумира. Все по-честному, как и договаривались ранее.
Гора отчаяния вновь навалилась на плечи Первоградского князя, едва не раздавив своей тяжестью сердце.
— Погиб. — Прошептали его побледневшие губы.
— Бедная Славуня. Доченька. Как же так...— Раздались за его спиной горечью тихие слова воеводы. — Что я ей теперь скажу?..
Глава 13 Горжусь тобой сын
Морена сидела в темном мареве мягкого облака у трона Перуна и задумчиво крутила на пальце черный перстень с кровавым камнем, символом смерти. Сам громовержец, откинувшись на высокую спинку, чистил урчащий от удовольствия посох, заботливо расправляя переплетенные в нем, подрагивающие наслаждением молнии, и хмуро, едва слышно бубнил себе под нос:
— Совсем запустил я тебя со всеми этими делами да заботами. Так ты и силушку свою потеряешь... Ничего, потерпи, сейчас выровняю твои стрелы огненные, омою древко энергией с перстов праведных, протру туманом нежной заботы, и вновь ты станешь новеньким, засияешь, вспышками молний меня радуя, таким обернешься вновь, как создал когда-то тебя Род.
— Знаешь. — Морена подняла глаза на свекра, перебив его поток слов. — Никак не пойму. Откуда в нем это?
— Что? — Не понял Перун и посмотрел удивленно на невестку.
— Я имею в виду человеческие чувства. — Вздохнула черная богиня. — Не должно быть у небожителя, видящего суть вещей такой, как она есть, без прекрас, ничего подобного, это противоестественно самой нашей божественной природе. Как могла поселиться обычная любовь смертного, в душе моего сына? Это неправильно, неестественно. Мы, боги, прагматичны, наша любовь может поселится в душе только к тому, кто ее воистину достоен, кто ради нее терпит лишения и боль, кто к ней стремиться и идет, свято веря, сквозь сомнения, но что бы вот так, просто, сразу, с одного взгляда... Так не должно быть. — Она тяжело вздохнула. — И самое главное к кому? К горбатой девчонке с изуродованным лицом. Которую сам же и попортил. Чего он только в ней нашел? Может это и не любовь вовсе, а что-то другое?
— Душу нашел. — Отвернулся Перун, вновь приступив к своему занятию. — Добрую, чистую, не замазанную меркантильной грязью душу, и ответную, искреннюю, настоящую любовь. Мы, боги, не смотря на всю свою возвышенность, слишком приземлены в своих чувствах, вначале взвешиваем все за и против, и только потом позволяем себе любить, а люди в этом, как это ни странно звучит, более возвышены, им чужды в чувствах рассуждения, они не задумываются: «Нужно это, или не нужно? Что даст? Что в ответ потребуют?». — Они просто любят и все.
Моему внуку, не смотря на весь трагизм ситуации, удалось то, что никому из нас. Он смог сломать устои, заложенные самим создателем, полюбить не за что-то, а просто так. Это новая эра в жизни богов. Незнакомая и неизведанная. Если сможет парень выжить в Яви, то нас ждут большие сюрпризы.
— Лишь бы только выжил. — Вздохнула Морена, смахнула слезу, и вновь посмотрела на свекра. — А как же я?
— Ты-то тут причем? — Улыбнулся тот. — Не ты же любишь, а он.
— Я не о том. — Мотнула головой богиня. — Ты не понял... Я же тоже люблю не за что-то, я люблю своего сына просто за то, что он есть. Почему это не является сломом устоев?
— Нашла, что сравнивать, дуреха. — Рассмеялся Перун. — То материнская любовь, она любому родителю Родом при создании мира в дар дадена, а любовь человека к человеку, мужчины да женщины, она другая, она как дитя, не спросясь нарождается, какая в муках, а какая искрой из чрева души выскакивая, у каждого по разному, и каждый ее по своему по жизни несет, один тут же уронит да забудет, а другой лелеет и потерять боится, заботой да добром укрывая.
— Мука это, а не любовь. Видела я что она с душами людей делает, радость от нее на боли да страданиях замешана. Не хотела я такой участи для своего сына. — Сжала упрямо губы Морена.