Слава – вещь липкая
Шрифт:
Мне б, дураку, прочь поскорее бежать от этого смертоубийства, забиться в какую-нибудь щель как клопу да не трепыхаться там, а я в мечты о поисках изменщицы ударился. Любки я не нашел, а вот в кровищу ботинком вляпался здорово. Идти на улицу с кровавой обувью мне не захотелось, и я решил почистить ботинок. Сначала подумал воспользоваться шторой, закрывавшей половину дверного проема, но одумался, больно, материя красивая. И я стал искать глазами еще что-нибудь. Рядом с кровавой лужей валялась какая-то бумага. Её я и решил использовать для ухода за обувью. Вот, дурак! Это теперь я себя корить да обзывать всячески могу, а в тот момент на меня затмение напало. Конечно, затмение! А иначе, как объяснить, что я в чужой квартире, рядом с теплым еще трупом, обувь почистить решил. Жуть!
Окончательно очистить ботинок я не успел. На
Только я за сараем укрылся, а Любка уж обратно мчит. И не одна. Два сержанта бегут с ней да капитан при красной повязке. Уже перед домом, Любка с милицией перешли на шаг, и я отчетливо услышал часть их разговора.
– Это всё из-за меня, – часто дыша, ведала свои мысли правоохранительным органам моя бывшая. – Приревновал он меня и прирезал Витеньку. Вот ведь чего удумал, гад. Вот ведь каков! Он же и меня мог… А с первого взгляда и не подумаешь. Из-за меня это всё…
Не успела за передовым отрядом милиции захлопнуться дверь подъезда, а уж перед ней тормозит белый «Жигуль» с синей полосой. Начальство с большими звездами к месту преступления, как и положено, на машине пожаловали. Возле подъезда стал собираться народ. Начальство долго в квартире убиенного не задержалось, и через несколько минут вышло на свежий воздух, отошло как раз к месту моего схорона и остановилось, чтоб наметить некоторые контуры плана по расследованию столь громкого для нашего района преступления. Хотя они, соблюдая правила конспирации, говорили в полголоса, но я всё слышал явственно. Контуры-то операции по моему задержанию намечались рядом с моим укрытием. В полуметре. Только стенка из подгнивших досок была между нами и всё.
Из разговора офицеров милиции я понял: дорога к родному дому на ближайшие годы мне заказана. Туда уже выехала засада. Интересно, сколько у Лехи денег отсталость? А то ведь при отсутствии наличности скучно будет служивым в засаде сидеть, при деньгах же, Лёха ряды своей партии сможет здорово укрепить, а у нашего участкового появятся соперники в борьбе за министерский портфель. Пока милиция уточняла планы по моей поимке, я, вдруг, подумал, что нет худа без добра. Ежели новый Любкин хахаль теперь труп, то на курорт ей уже не с кем лететь. Трупы по курортам не летают, у них совсем другие маршруты. Квартиру трупа, сто процентов, опечатают, и придется Любке в деревню идти. Так, значит, честь моя перед соседями будет спасена! Вот это уже хорошо! Никто теперь не посмеет сказать, что я с Любкой маньячил и варил из неё кулеш. Вот она! Живая, здоровая и полна впечатлениями по самую маковку! Любуйся народ! Хороший я, стало быть!
На фоне радости мелькнула ещё одна мысль, правда, глупая: может мне пойти с повинной и рассказать всё, как было. Чего они не люди? Не поймут что ли? И хотел я уж разрушить гнилую стену между собой и милицейским начальством, даже бумажку, какой ботинки чистил, сунул под застреху, чтоб улик поменьше стало, но в тот самый момент к дому подкатили граждане на крутой иномарке. По внешнему обличию, не иначе, как бандюки. Если чины полиции различаются по погонам, то чины криминального мира, вполне можно различить по рукам расписным. Глянув на их руки, я четко осознал, что чины к дому подкатили не из мелких. Сдаваться,
– Что за козел племяша моего замочил?! – ослепительно сверкая фиксами, истошно орал златозубый авторитет. – На ремни его порежу! Везде достану! Сукой буду!
Милицейские чины мигом поделились информацией с бандитами, и те умчали в сторону моей родной деревни. Мне теперь оставалось одно – бежать. Вот только куда?
Для начала я решил отбежать подальше от места «преступления». Когда служители правопорядка пошли еще раз глянуть на труп, я выбрался из своего укрытия и перебежал к сараям соседнего дома. От сараев, через чей-то огород, пробрался к развалинам городского туалета. Место в городе всем известное, потому как туалет в нашем городе принимались строить при каждой власти, начиная с Александра Миротворца и до нашенских времен. На легендарном месте были: и развалины, и две полуразобранных пачки силикатного кирпича. В развалинах я немного отдышался и метнулся к зарослям ивы возле грязных остатков бывшего пруда. Перебегая, споткнулся об торчащие из земли останки гнилого столба, поморщился от боли и притаился. Дальше бежать было сложнее. Впереди виднелась центральная улица нашего райцентра, слева глухой забор, а справа продавали дешевое пиво в разлив. Впереди и справа народу полно – мигом опознать могут.
Я мысленно представил, как весь город пытается меня изловить и хотел вернуться назад к спасшему меня уже один раз сараю, но тут заметил в глухом заборе намёк на дыру. Это был мой единственный шанс устремиться вперёд, а не бегать по кругу, как дурной заяц под прицелом хмельного охотника. Раздвинув доски, я нырнул в дыру и оказался перед другим высоким забором. Назад к народу мне опять не захотелось, и я, немного подумав, полез через забор.
Не всяк умен, кто с головой врозь живет, – говаривал когда-то мне дед очередную народную мудрость. – Чаще думай да реже решайся…
Мало я тогда подумал и решился неосмотрительно быстро. Людей, которые выпускают погулять по своим огородам больших собак без намордников, я никогда особо не уважал, а теперь просто ненавижу. Злобная тварь зарычала и вцепилась мне в ногу. Хорошо, что мне под руку попалась увесистая дубина. Тварь заскулила, я в мгновение ока, перемахнув через забор обратно, без всякого страха перед людьми, выбежал на центральную улицу. Обиженная собака показалась мне в тот момент страшнее людской облавы. Нет уж, лучше к людям, чем в собачью пасть! Выбегаю в народ и сталкиваюсь нос к носу с Тонькой Лошадью.
– Андрей, – сразу же испуганно залепетала Тонька, увлекая меня за угол ближайшего дома. – Что же ты наделал, Андрей? Тебя же ищут…
Потом она потащила меня через какие-то серые дворы, узкие улочки и скоро мы очутились возле двухэтажного дома из темно-красного кирпича с серыми прожилками. Это дом Антонины. На моё счастье проживала она одна, да, к тому же, горела превеликим желанием выручить меня из беды. Откуда в ней такая блажь тогда случилась? Не знаю. Да и не до знаний мне тогда было, спастись хотелось. Когда мы, суетливо озираясь, открывали дверь видавшего уже всякие виды подъезда, до меня стало доходить, что влип я – хуже некуда. А когда понимание того, в какой вонючей яме я оказался, дошло до меня окончательно, моё тело пробрал крепкий озноб. Меня трясло так, что слова выговорить не получалось. Тоня попробовала меня немного успокоить, напоить водой, но скоро, за неимением успеха и времени, спасительница моя эту затею бросила и убежала к своему рабочему месту, даже не отобедав. А я один остался один дрожать в чистых и аккуратных хоромах одинокой молодой женщины. Вроде, спрятался, но страхи кружили надо мной, как вороньё над недавним полем кровавой бойни.
Глава 7
Душа в пятках, сердечный ритм с перебоями, видения скорой расплаты, дрожь в руках – вот моё болезненное состояние, в каком застала меня пришедшая с работы Антонина. Организм мой явно решился отыграться за то наглое спокойствие, какое я проявил на месте чьего-то преступления. За всё приходит время платить. Суров этот закон жизни, но поперек него ничего не скажешь. А я как раз не из тех, кто поперек любит говорить. Смелости во мне маловато. За что постоянно и страдаю. Не испугайся я людской молвы, пошли всех подальше с их фантазиями, так сидел бы сейчас за богатым столом и разговаривал с Лёхой о чем-нибудь возвышенном.