Славное дело: Американская революция 1763-1789
Шрифт:
Земля и деньги также послужили расколу. Выпущенная в 1662 году Коннектикутская хартия постановляла, что западной границей колонии должен считаться Тихий океан. Настаивать в 1750-х годах на законности такого рубежа, определенного отчасти в результате характерных для XVII века заблуждений относительно американской географии, было не совсем разумно, что отмечали некоторые жители Коннектикута. Тем не менее в 1754 году была учреждена «Компания Саскуэханны» — организация земельных спекулянтов с экспансионистскими взглядами, которая планировала колонизацию верхней части долины Вайоминг. Одна из проблем компании заключалась в том, что долина Вайоминг являлась частью Пенсильвании. Другая проблема состояла в том, что легислатура критически отнеслась к компании и ее притязаниям [178] .
178
The Susquehannah Company Papers. 11 vols. Wilkes-Barre, 1930–1971.
В 1750-х годах члены легислатуры и губернатор были старосвет-никами.
179
Morgan E. S., Morgan H. M. Stamp Act Crisis. P. 228–230.
Джаред Ингерсолл, распределитель гербовых марок в Коннектикуте, был старосветником, выпускником Йельского колледжа, юристом и в прошлом королевским атторнеем в округе Нью-Хейвен; он также хорошо знал и любил Англию. Он критиковал планы Томаса Клэпа по превращению Йеля в церковь новосветников и выступал против притязаний «Компании Саскуэханны» на долину Вайоминг. Неудивительно, что Джаред Ингерсолл приобрел в колонии вполне определенную репутацию, а новосветники его откровенно ненавидели [180] .
180
Gipson L. H. American Loyalist.
Хотя Ингерсолл и предвидел неприятности от Акта о гербовом сборе, он все равно во время своего пребывания в Англии принял должность распределителя гербовых марок. Должно быть, уверенности ему придали первые отклики, поступившие из Америки, после того как там в конце мая 1765 года стало известно о его назначении. Почта доставила Ингерсоллу множество писем из всех городов Коннектикута с просьбами принять на службу местных представителей. Многие из этих писем были написаны в характерной подобострастной манере, например: «Быть признанным достойным для Вашей службы было бы величайшей честью; я бы принял эту любезность с огромной благодарностью… и надеюсь, что в моих силах убедить Вас, насколько это позволяет мое несравнимое с Вашим положение, что я Ваш самый искренний друг и покорнейший слуга» [181] .
181
New Haven Colony Historical Society. Papers. 9. 1918. P. 327.
Вскоре после своего возвращения из Англии, 28 июля, Ингерсолл убедился в том, что все эти «искренние друзья» оказались весьма непостоянны в своем желании содействовать ему. Местное недовольство новыми налогами только начинало выражаться публично, частично спровоцированное виргинскими резолюциями. Конечно, имелись и другие причины: никто не был восторге от обязанности платить налоги, а жители Коннектикута, и без того уже сильно обремененные долгами и просрочившие выплаты на многие тысячи фунтов, содрогались от мысли об очередном требовании. Этим и объясняются выступления против Акта о гербовом сборе и его местного представителя Ингерсолла, ставшего объектом злобных нападок.
Старые враги Ингерсолла воспользовались его шатким положением, чтобы расквитаться за прежние обиды. Нафтали Даггетт, йельский профессор теологии и новосветник, нанес ему сокрушительный удар на страницах Connecticut Gazette. Несомненно, что Даггетт ненавидел Акт о гербовом сборе, считая его посягательством на права американцев, но Ингерсолл оказался для него желанной мишенью еще и из-за его борьбы в 1750-х годах за профессорскую кафедру. Даггетт описывал Ингерсолла как человека вероломного, который в оправдание принятия должности распределителя гербовых марок задает такой вопрос: «Но разве не приятнее вам видеть в этой должности вашего собрата, нежели иностранца?» Даггетт заклеймил Джареда Ингерсолла предателем, и когда очередной критик указал на то, что инициалы J. I. также являются инициалами Иуды Искариота, его «предательство» стало казаться еще более достойным порицания [182] .
182
Connecticut Gazette, Aug. 9, 1765.
Ингерсолл и несколько его самых стойких друзей отвечали на это, как только могли, однако страсти накалялись. Первое проявление жестокости было связано, похоже, не с Ингерсоллом, а с его помощником, преподобным Натаниэлем Уэльсом из Уиндема. В один из дней после 15 августа толпа окружила дом Уэльса и предостерегла его от поездки в Нью-Хейвен для получения полномочий от Ингерсолла. Уэльс тут же сдался и написал Ингерсоллу, что решил все-таки не занимать пост. Другим представителям этого распределителя повезло меньше, особенно если они упрямились и не желали отказываться от должности. В Нью-Провиденсе толпа угрожала заживо закопать служащего, когда тот отказался уволиться. Они положили этого храбреца в гроб, заколотили крышку и спустили в могилу, после чего стали забрасывать гроб землей; только услышав отвратительный звук падающей на доски земли, он попросил отпустить его и подал в отставку [183] .
183
Gipson L. H. American Loyalist. P. 167–168, 168n, th. 1.
Основной мишенью толпы, ведомой так называемыми «Сынами свободы», был, конечно, главный злодей Коннектикута — Джаред Ингерсолл. 21 августа «Сыны» повесили его чучело в Норвиче, а на следующий день — в Нью-Лондоне. Уиндем и Лебанон последовали их примеру 26 августа, Лим — 29 августа, а в Вест-Хейвене сожгли «ужасного монстра, двадцатифутового великана, чья голова светилась изнутри» [184] . В Нью-Хейвене, где жил Ингерсолл, никаких чучел не сжигали, но одним сентябрьским вечером толпа окружила его дом, угрожая сносом, если он не согласится уйти с должности. Ингерсолл вышел к толпе и объяснил, что не может этого сделать, пока правительство Коннектикута не примет какую-то определенную сторону; до тех пор он обещал не исполнять своих обязанностей и даже разрешил людям уничтожать присылаемые ему марки.
184
Ibid. P. 168–172. См. также рассказ Ингерсолла о своей отставке, к которой его принудили во время событий 18 и 19 сентября (Connecticut Gazette, Sept. 27, 1765; Mr. Ingersoll’s Letters Relating to the Stamp Act. New Haven, 1766. P. 62–68).
Очевидно, следуя примеру того, как бостонцы обошлись с Эндрю Оливером, толпа обычно как-нибудь связывала чучело Ингерсолла с дьяволом, либо же на таковую связь указывали ораторы на собраниях. Граф Бьют также неизменно упоминался на этих выступлениях, в основном как главный инициатор закона о гербовом сборе. В Нью-Лондоне, например, оратор назвал Питта Моисеем, а сборщика налогов Ингерсолла «зверем, которого граф Бьют прислал сюда, чтобы все перед ним преклонились». Это было путаное, но действенное напоминание о страхе перед антихристом [185] . Бостонские «Сыны» дали пример для подражания: теперь же их коннектикутские последователи ввели собственные новшества. В нескольких городах «Сыны свободы» проводили инсценированные судебные процессы со скрупулезными разбирательствами, напористыми допросами и смехотворными аргументами защиты. В Лиме, например, «Сыны» обвинили «Джареда Марочника» в заговоре с целью «убить и уничтожить собственную мать, Американу»; орудием убийства должна была стать «марка, пришедшая из древних и ныне захваченных Бьютом земель в Европе» [186] . В защиту говорилось, что, поскольку судьба его матери была «совершенно определена, и другого выхода не было, ему лично пришлось стать палачом, ибо таким образом он мог сэкономить восемь процентов от ее состояния, которые иначе прикарманил бы кто-нибудь другой». Конечно же, с такой защитой обвинительный приговор был неизбежен и гласил, что узника следует привязать «позади повозки, провезти по главным улицам города, а также публично высечь плетью на каждом углу и перед каждым домом; затем его надлежало доставить к виселице и вздернуть на высоте 50 футов, пока не наступит смерть». Ингерсолла также заочно судили в Лебаноне [187] .
185
Gipson L. H. American Loyalist. P. 169.
186
Ibid. P. 171.
187
The Georgia Gazette. Oct. 10, 1765.
Пока в Америке нарастало сопротивление, в Англии усиливались настроения как за применение закона, так и за его отмену. Если бы кабинету министров во главе с Гренвилем удалось остаться у власти, то он бы постарался собрать налог во всех колониях, но Джордж Гренвиль был отстранен от должности 10 июля — за три с половиной месяца до вступления акта в законную силу. Гренвиль был вынужден уйти по нескольким причинам. Он стал лично неприемлем для короля после того, как сыграл свою роль в попытке парламента удалить мать короля из регентского совета. Этот совет был составлен на случай болезни короля, чтобы управлять государством до его выздоровления или же — в случае его смерти — до достижения совершеннолетия его наследником. Болезнь сразила Георга III в начале 1765 года (вопреки слухам, он не сошел с ума), и документ, учреждающий совет, был предложен в связи с опасением его скорой кончины. Члены кабинета убеждали короля в том, что палата общин не согласится с включением его матери в совет. Когда билль дошел до членов палаты, имя матери все-таки там значилось, и он был утвержден. Король был смущен, раздражен и винил премьер-министра Джорджа Гренвиля, который на самом деле отказался давать какие-либо рекомендации по поводу назначений в совет. Этот инцидент, а также череда неудачных событий, связанных с Гренвилем, определили решение короля, и он избавился от кабинета, когда представилась возможность [188] .
188
Brooke J. King George III. New York, 1972. P. 109–122; Watson J. S. The Reign of King George III, 1760–1815. Oxford, 1960. P. 109–112.