Славное море. Первая волна
Шрифт:
— Надо… лезть… вверх, — говорит он, дрожа от холода.
Бадма глядит туда, но почти ничего не видит. В грохоте ветра и моря ему слышится шум уходящего поезда, на который он не попал и теперь никогда не попадет. Глаза застилают слезы.
— Нас оттуда ветром сдует.
— А здесь замерзнем! — крикнул Чимит. Он больше ни о чем не спрашивал. Обвязал веревкой Бадму. Передним концом с трубой крепко обвязал себя, второй конец отдал Матвею.
Они поползли вверх, действуя локтями и коленями. Вверху сильно загрохотало. В стороне почти рядом прокатились сорванные ветром камни. Выше ветер дул еще сильнее.
— Прижимайся плотней! — не останавливаясь и не поворачиваясь, приказал Чимит.
Выл ветер, темнело небо. То здесь, то там, скатываясь, стучали сорванные сверху мелкие камни. Карабкались, не останавливаясь, молча, сдирая на коленях и локтях кожу и не замечая этого!
Чимит остановился, Бадма и Матвей не на шутку встревожились. Подтянулись к нему, легли рядом.
— Что такое?
— Слышите?
В неистовом вое и грохоте ветра послышались тягучие, успокаивающие звуки. Шумела тайга.
Ночь в тайге
Прибрежный лес стонал от ветра своими вершинами, но только наверху. Внизу было тихо и, как ребятам казалось, теплее.
— Ну, пошли, — сказал Чимит. — Только держитесь ближе. Если всем в одно место глядеть, дорога виднее будет. Пошли!
— А не заблудимся? — Бадма взял его за руку.
— Я эти места знаю.
Чимит соврал. И Бадма ему не поверил. Но твердость в его голосе успокоила Бадму.
Однако Чимиту хорошо было известно, что в лесу легко заблудиться даже днем. А про ночь и говорить нечего. Надо быть особенно внимательным.
Выбранное направление нужно чем-то проверять. А чем? В небе ни луны, ни звезд. Стволы деревьев еле видны.
На душе у Чимита неспокойно. Он пошел тише. Бадма держится за его локоть, Матвей — за край рубахи.
Иногда то один, то другой тихо предупреждают: справа пень, слева валежина. И все обходят высокий пень или разом осторожно перелезают через ствол бурелома.
Говорили мало и тихо. Кто знает, что делается кругом? Может, где-то рядом притаился зверь?
Напрягая зрение, Чимит отыскивал впереди себя осины и шел на них. Крупные серые стволы осин заметнее в темноте.
Они подошли к толстой, в два обхвата, осине и, прижавшись к ее шершавому стволу, отдыхали. Дерево гудело от напряжения. Вдруг вверху громко затрещало. Казалось, что дерево раздиралось надвое. Ребята бросились в стороны.
С треском сорвался сук и упал там, где только что стояли ребята.
Чимит вспомнил, что хрупкие осины больше всех деревьев страдают от штормов, и стал придерживаться хвойных деревьев.
Прошло с полчаса. Чимит остановился.
Деревья шумели тише. Матвей почувствовал, как проходит его настороженность. Бадма чувствовал себя совсем хорошо.
Только одному Чимиту не нравился этот утихающий шум деревьев.
И хотя ему не хотелось расстраивать товарищей, он сказал не то, что они ждали.
— Мы очень далеко забрались в тайгу. Тут, видно, ложбина. Оттого и ветер тише.
На этот раз Чимит повел ребят, круто забирая влево, чтобы подойти ближе к берегу.
Шли молча, громко дыша и оглядываясь по сторонам. Ветер не усиливался. Но Чимит не менял направления. Он знал, что там море.
Лес зашумел громче.
Впереди блеснули огоньки, вдруг погасли и снова зажглись.
Оторопевшие мальчики застыли на месте. Огоньки поплыли в темноте и вдруг устремились прямо на ребят. Мальчики бросились в разные стороны.
Чимит поднялся с земли, ощупал себя. Нигде ничего не больно. Пошарил кругом руками: пусто.
— Бадма! — позвал он тихо. — А Бадма!
— Тут я, — глухо отозвался Бадма и завозился, подымаясь на ноги.
— А Матвей жив?
— И я жив. Кто это?
Матвей запомнил, как два светящихся глаза поднялись над ним и исчезли вверху. И вдруг громко и радостно, словно нашел что-то очень нужное, крикнул:
— Ребята! Это сова!
Да, это была сова. Видно, ее напугал штормовой ветер, и она приютилась у самой земли.
Лишь к полуночи они выбрались из лесу. Сразу от опушки начался крутой спуск, поросший мелким кустарником. Впереди, где шумели волны, горели костры. В свете огня мелькали человеческие фигуры.
Женщины подкладывали в костры дрова. Пламя вспыхивало с новой силой. Но на огни к берегу приходили только черные, с белыми гребнями волны.
С разбегу Чимит подскочил к матери, ухватился за теплые руки, заглянул в ее встревоженные глаза.
Суд
Чимит и Бадма спали глубоким спокойным сном. Но Матвей метался в постели и невнятно разговаривал. Ему снилось, что он все еще плывет в лодке по бурному Байкалу.
Сквозь тревожный сон Матвей почувствовал, что в комнате кто-то чужой.
Мгновенно он открыл глаза. Перед ним стояла Валя Антонова.
— Вставай, моряк. Чимита и Бадму я уже подняла.
— А где они? — протирая глаза, спросил Матвей.
— Дома, одеваются. Сейчас завтракать будут. «Иди, — говорят, — к Матвею, разбуди его».
— Ты побудь немного за перегородкой, я сейчас оденусь.
Ему хотелось расспросить ее о том, что говорили о них в деревне.
Валя зашла за перегородку, Матвей оделся, убрал постель.
— Ну, посиди еще маленько, — попросил он Валю. — А я сейчас умоюсь.
— Тебя если слушаться, весь день просидишь, — засмеялась Валя, но уселась у стола.
Ей очень хотелось побольше узнать у Матвея о вчерашнем приключении. Чимит и Бадма не захотели говорить с ней. Она спросила:
— Ну как, страшно было? Я бы умерла со страху.