Славяне и их соседи в конце I тысячелетия до н.э. - первой половине I тысячелетия н. э.
Шрифт:
Глиняная посуда является наиболее массовым материалом памятников. В целом липицкий керамический комплекс весьма своеобразен и четко отделяется от синхронных материалов пшеворской и зарубинецкой культур. Липицкая керамика представлена лепной и гончарной посудой. Лепная преобладает на поселениях, где, по подсчетам В.Н. Цыгылыка, составляет 80–95 % (Цигилик В.М., 1975, с. 105), т. е. посуда ежедневного пользования лепилась прямо на поселениях и представляет собой яркий этнографический показатель.
Лепная посуда делится на более грубую кухонную — с крупнозернистыми отощающими примесями в тесте (шамот, дресва), неровной шероховатой поверхностью — и столовую — более тщательного изготовления с гладкой поверхностью, иногда подлощенной. Среди кухонной керамики ведущей формой являются тюльпановидные горшки, у которых наибольшее расширение тулова приходится на середину высоты сосуда, горло слегка расширяется в виде раструба (табл. XXXV, 8, 15). Распространены также горшки с более выпуклым туловом и отогнутым венчиком (табл. XXXV, 9, 11–14).
Типичная форма лепной посуды — толстостенные конические кружки с массивной вертикальной ручкой в средней или придонной части. Близкую форму имеют конические миски и дуршлаги, а также низкие миски-светильники (табл. XXXV, 1–6). Такие же кружки, как верхнеднестровские, распространены на дакийских памятниках Румынии, но там они обычно богаче орнаментированы налепными валиками.
Ассортимент лепной столовой посуды относительно невелик — горшки, миски, чаши на высокой ножке. Ведущей формой являются биконические горшки с ровно срезанным венчиком, иногда украшенные насечкой по верхнему краю и тулову (табл. XXXVI, 3). К этой же группе относятся небольшие биконические сосуды с двумя ручками. Ребристый перелом тулова у этих сосудов иногда подчеркнут уступом (табл. XXXVI, 1). По форме эти сосуды явно подражают гончарной посуде, также снабженной двумя ручками. Миски, принадлежащие к этой же группе столовой посуды, имеют перегиб в верхней части тулова и загнутый венчик (табл. XXXVI, 6–9, 11). Их поверхность заглажена, иногда подлощена, цвет чаще всего коричневый. Типичны для липицких памятников чаши на высокой подставке (табл. XXXVI).
Указанные формы лепной керамики липицких памятников характерны для памятников гето-дакийских племен как Днестро-Карпатского бассейна (Федоров Г.Б., 1960б, с. 16, 310, 311), так и для территории Румынии западнее Карпат (Цигилик В.М., 1976, с. 80–94).
Среди лепной керамики липицких памятников в последнее время В.Н. Цыгылык выделил формы, характерные для зарубинецкой культуры. Особенно много их встречено на северо-востоке липицкой культуры (поселения Ремезовцы, Майдан-Гологорский), где они представлены остро реберными мисками (табл. XXXVI, 10, 14) и большими тюльпановидными (табл. XXXVI, 15) и выпуклобокими горшками (табл. XXXVI, 13), край венчика которых иногда украшен ямочными вдавлениями и насечкой (Баран В.Д., Цигилик В.М., 1971, с. 71–73; Цигилик В.М., 1975, с. 94–104). Надо отметить, что эти формы не очень выразительны и имеют аналогии не только среди зарубинецкой, но и среди пшеворской посуды.
Гончарная посуда значительно уступает лепной в количественном отношении. На поселениях она составляет 5-10 % общего количества посуды, но в могильниках встречаются чаще и в некоторых из них составляет 50–70 % всех керамических находок В техническом отношении гончарная керамика заслуживает самой высокой оценки — строго выдержанные пропорции, тщательно отмученное и хорошо прокаленное тесто с мелкими примесями песка, изящность форм. Поверхность имеет серый или, реже, черный цвет, нередко залощена, а также покрыта совершенным по технике и изяществу лощеным орнаментом в виде горизонтальной волны, зигзага, вертикальной или горизонтальной елочки, а также прямых линий (табл. XXXVII).
Ведущей формой гончарной столовой посуды являются биконические горшки с острым или более мягким переломом стенок на половине высоты, загнутым внутрь или, чаще, отогнутым венчиком, сделанные на кольцевом поддоне или подставочной плитке. Встречаются сосуды, верхняя часть которых не сужена, а имеет почти цилиндрическую форму (табл. XXXVII, 15). Некоторые сосуды имеют перегиб тулова выше середины высоты, и их верхняя часть профилирована — уступами или валиками (табл. XXXVII, 16). В форме этих горшков сказываются явные традиции кельтской гончарной керамики (Цигилик В.М., 1975, с. 105; Filip J., 1956). Характерны для липицкой гончарной посуды небольшие сосуды с двумя высоко поднятыми ручками. Ручки поднимаются выше венчика и профилированы продольными желобками. Тулово сосудов биконическое, с уступом в наиболее широкой части, расположенной немного выше половины высоты (табл. XXXVII, 9, 11, 13). Такого типа сосуды представлены на территории Румынии и имеют прототипы в керамике греческих причерноморских колоний. Довольно часто на липицких памятниках встречаются кувшины с одной ручкой и округлым туловом. Они также имеют аналогии среди гето-дакийских материалов, но там кувшины снабжены более высоко поднятой ручкой (табл. XXXVII, 21, 22). Наиболее характерны среди липицкой гончарной посуды чаши на высокой ножке. Полая внутри ножка этих чаш опирается на многоступенчатый поддон и иногда отделена от конической чаши горизонтальным валиком (табл. XXXVII, 14, 18–20). Венчики у чаш бывают загнуты внутрь или, наоборот, отогнуты наружу и имеют плоскую широкую поверхность,
Среди гончарной керамики встречено также несколько обломков стенок и ручек светлоглиняных амфор (Залески, Верхняя Липица, Ремезовцы), которые поступали в Поднестровье как импорт из римских провинций в I–II вв.
Широкое распространение среди носителей липицкой культуры получили бронзовые фибулы, представленные различными провинциальноримскими типами. Наиболее ранняя фибула, относящаяся к типу глазчатых с вырезанными «глазками» конца I в. до н. э. — начала I в. н. э., происходит из богатого погребения в Колоколине (табл. XXXVIII, 15) (Амброз А.К., 1966, с. 35). В этом же погребении найдены сильнопрофилированная одночленная фибула с опорной пластиной над пружиной и длинным рамчатым приемником, датирующаяся началом I в. н. э., и фибула типа «Нертомарус», широко распространенного в Галлии и на Рейне в первой половине I в. н. э. (табл. XXXVIII, 16, 17) (Амброз А.К., 1966, с. 27, 36). Остропрофилированные фибулы с укороченным приемником, имеющим отверстия, датируются серединой I в. н. э. (стадия B1 раннеримского периода) и происходят из погребений могильников Верхняя Липица, Звенигород и Болотня (табл. XXXVIII, 11–14) (Liana Т., 1970, s. 458). К несколько более позднему времени — концу I — началу II в. — принадлежат такие же фибулы, но со сплошным приемником, найденные в Верхней Липице и Гриневе (табл. XXXVIII, 7-10) (Амброз А.К., 1966, с. 36; Dabrowska Т., 1973, s. 208). К группе сильнопрофилированных трубчатых фибул без опорной пластины над пружиной относится фибула, имеющая резко изогнутую спинку и массивную головку, найденная в могильнике Звенигород (табл. XXXVIII, 2). А.К. Амброз (1966, с. 38) датирует ее II в. н. э. К той же группе относится фибула из могильника Верхняя Липица (табл. XXXVIII, 3), которая может быть датирована началом стадии В2 — концом I — началом II в. (Liana Т., 1970, s. 447). Так же датируется фибула из могильника Верхняя Липица, принадлежащая к провинциальному типу и имеющая плоскую треугольную спинку с пуговкой на конце (табл. XXXVIII, 6). Наиболее поздними, относящимися ко II в. н. э., являются две провинциальноримские фибулы, украшенные эмалью (табл. XXXVIII, 4, 5) (Амброз А.К., 1966, с. 23).
На поселениях и в могильниках встречаются железные пряжки, самые ранние из которых имели округлую рамку. Позднее появились пряжки с овальной рамкой, уплощенной с одной стороны, и с четырех угольной (табл. XXXVIII, 21–28). Все пряжки этих видов имели широкое распространение и бытовали в I II вв. В Колоколине найдены бронзовые прямоугольная пряжка с прогнутыми сторонами, двойная петля от пояса и поясная фигурная оковка. Эти вещи относятся к провинциально римским типам и имеют аналогии среди римских (I–II вв.) находок в Средней Европе (табл. XXXVIII, 29–31) (Smiszko М., 1935, s. 159).
В женских погребениях и на поселениях найдены бусы (табл. XXXVIII, 18–20). Они сделаны из прозрачного стекла, горного хрусталя, эмали зеленого, коричневого цветов и черной, инкрустированной волнистыми белыми линиями. Бусина из Верхнелипицкого поселения сделана из черной, белой и желтой пасты, выложенной разноцветными квадратиками. Подобные бусы известны с дакийских поселений на территории Румынии (Цигилик В.М., 1975, с. 126). В могильниках Верхняя Липица, Звенигород и на поселении в Залесках найдены круглые металлические зеркала, которые являлись импортом из придунайских римских провинций и попадали в Верхнее Поднестровье через Дакию (Цигилик В.М., 1975, с. 123).
Дорогие импортные вещи происходят из богатых погребений в Колоколине и Чижикове (Smiszko М., 1935; Смишко М.Ю., 1957). В Чижикове найдена бронзовая посуда: кувшин-ойнохоя с массивной ручкой, украшенной пластическим изображением головы льва и четырехпалой львиной лапы (табл. XXXIV, 2, 5, 10); полусферическая миска на кольцевом поддоне (табл. XXXIV, 1); ручка патеры, орнаментированная желобками и бараньей головкой (табл. XXXIV, 3). Патеры такого типа изготовлялись в конце I тысячелетия до н. э. и начале нашей эры в мастерских Италии и распространялись севернее границ Римской империи. Аналогичная ручка патеры найдена на поселении Пояна в Румынии. О принадлежности находок в Чижикове свидетельствует чаша на высокой конической подставке, характерная для липицких памятников и близких к ним древностей типа Пояна в Румынии (Смишко М.Ю., 1957, с. 238–243). В погребении Колоколина найдены серебряные стержни — ручки канфаров, один конец которых раздвоен в виде бараньих рогов, а другой — расплющен (табл. XXXIV, 8), напоминающие такие предметы из кельтских комплексов. Происходящие из этого погребения фибулы позволяют датировать его I в. н. э., а расположение на территории, где известно много липицких памятников, и находка поблизости типично липицкого сосуда с двумя ручками, скорее всего свидетельствуют о принадлежности погребения в Колоколине к липицкой культуре (Smiszko М., 1935, s. 155–161).