Славянский викинг Рюрик. Кровь героев
Шрифт:
При имени Рерика Ильва вздрогнула, поежилась, будто от холода, ответила после некоторого молчания:
– Испугалась я очень, когда меня викинг за руку схватил. Думала, на лошадь к себе затянет и в полон увезет. А тут Рерик подскочил, норманна срезал, меня на коня кинул, и мы поскакали…
– Викинги преследовали?
– Нет. Сначала никто за нами не гнался. Только потом на пути оказались трое. Рерик их одолел. Поодиночке.
– Хороший у меня друг. Верный и надежный.
Ильва ничего не сказала. Ее начинало морозить, она стала дрожать. Мысли путались.
– Где он сейчас? – спросил Уто. – Дома до сих пор не появлялся.
– Кто? – не поняла Ильва.
– Мы про Рерика говорим…
– А-а-а… Он в Аахене остался.
Она зябко поежилась. Уто спохватился:
– Вечер наступает. С моря холодком потянуло. Пойдем во дворец.
Проводив гостей, Ильва ушла в свою горенку. Щемило сердце, хотелось выплакаться, и она дала волю слезам. Не предполагала, что такой тяжелой будет встреча с Уто… Она поняла, что не любит его и не может забыть Рерика. Он присутствовал всегда в ее мыслях, он владел ее сердцем, всеми ее помыслами. Раньше она не признавалась себе самой, пыталась уверить себя в обратном. Но сейчас, после встречи и разговора с Уто, поняла, что не в состоянии притворяться, будто любит его. Она должна расстаться с ним и во что бы то ни стало соединить свою судьбу с Рериком.
От отца Ильва унаследовала стремление к ясности в жизни, четкой расстановке в своих действиях, а также упорство и настойчивость. Поэтому она не ограничилась слезами, а стала прикидывать свои дальнейшие шаги. Подходить к матери с таким вопросом было бесполезно. Иулиания всегда с прохладцей относилась к дочери, всю душу отдавая сыновьям. К тому же ее отличало непостоянство в поступках, которое всегда вызывало раздражение у Ильвы. Она сторонилась смелых действий, прибегая к словоговорению и прямому увиливанию от принятия решений. Надеяться на нее было нельзя никоим образом. Она может или осудить ее, или ограничиться сочувствием, но потом все равно откажется поддержать в трудную минуту.
Всю жизнь Ильву тянуло к отцу. Он казался ей надежной и верной опорой. На него можно было положиться в трудную минуту, он никогда не выдавал и не обманывал даже в мелочах. Лишь бы заручиться его поддержкой. А вот в таком деле, какое она замыслила, понимания и содействия ей не получить. Если Готброд задумывал большое дело, свернуть его с намеченного пути было невозможно никакими уговорами. Десять лет назад он расставил все по местам и целых десять лет жил мыслями породниться со своим боевым другом, кенигом Ходо. И теперь он не отступит ни в коем случае.
Подходить к нему с просьбой подобного рода было делом безнадежным.
Нет, пожалуй, он отступит, если откажется от брака не она, а Уто. Тогда отцу деваться будет некуда. Значит, надо все начинать со своего нареченного.
И когда через день к герцогу пришел Уто, она не стала откладывать разговор в долгий ящик. Ильва пригласила его к себе в коннату, посадила перед собой и начала издалека подступать к основному вопросу.
– Уто, – положив пальчик на свои губы и задумчиво прохаживаясь перед ним, спрашивала она, – ты уверен, что любишь меня?
– Конечно, – озадаченно ответил он. – А что?
– Да вот ты говорил насчет моих глубоких глаз…
– Ну-ну…
– И что я сильно изменилась…
– Может, не очень сильно, но перемена заметна.
– И не догадываешься, почему?
– Нет. Не задумывался.
Ах, какой недогадливый! Действительно не понимает, что хочет сказать она ему, или притворяется? Но как ей самой признаться в этом? Нет, не хватает сил честно все рассказать. Вот если бы он сам выговорил такие тяжелые слова. Но он молчит. Неужели ей самой придется решиться?..
– А в наших отношениях не заметил никакой перемены? – подступила она с другой стороны.
Он замер, пристально глядя на нее. И вдруг чутьем раненого зверя понял: Ильва полюбила другого.
– Рерик? – спросил он.
Она на мгновение смешалась. Но затем, смело глядя ему в глаза, ответила твердо, как отрезала:
– Рерик. Я полюбила его и ничего не могу поделать с собой.
– А как же наша любовь?
– У нас ее не было. Была детская привязанность, и только.
– Неправда! Я любил и продолжаю любить тебя больше всех женщин на свете! – искренне воскликнул он.
– Но я не любила и не люблю тебя.
– Мы не можем расстаться! Это невозможно!
– Пойми, Уто, – сказала она как можно мягче, – нельзя любить человека по принуждению. Ты не можешь меня заставить любить тебя. И я не могу принудить себя. Это не в наших силах.
Уто надолго замолчал. Он поднес платочек к глазу, вытер слезу, рука его заметно дрожала.
– Ты не понимаешь, что творишь, – тихим голосом произнес он. – Мы обручены. Мы соединены друг с другом самим Богом. И только Бог может разлучить нас.
– Но мы не обвенчаны! – почти с отчаянием произнесла она. – Нельзя соединять людей на всю жизнь, если они не любят друг друга!
– Чего ты от меня хочешь? Церковь требует от обрученных верности. Верности клятве, которую дали перед Богом. Даже в том случае, если кто-то прельстит или осквернит обрученную, парень обязан жениться на ней. Может, у вас с Рериком было что-то и ты нечиста?
Краска бросилась ей в лицо.
– Ничего у нас не было! С чего ты взял?
– Даже в этом случае я женюсь на тебе. Повисло долгое молчание. Слышно было толькоих шумное дыхание.
– И ты… ты женишься на мне, заранее зная, что не люблю тебя и люблю другого? – наконец медленно и тихо, с придыханием спросила она.
– Да. Потому что люблю тебя. Потому что дал слово Богу и… и твоему отцу.
– Но при чем мой отец?
– Я очень уважаю его. Я дал ему слово заботиться о тебе.
Она долго молчала, собираясь с мыслями и продумывая, какие еще сказать слова, чтобы убедить его отказаться от свадьбы. Наконец приблизилась к нему и, глядя прямо в глаза, произнесла четко и раздельно: