Славянское фэнтези
Шрифт:
Но, увы, басилевс так же слеп, как друзья Феодора из партии прасинов. Да, и у первого и у вторых, в отличие от Кривого Купца, на лице моргают оба глаза, однако эти глаза обладают чудесным даром не видеть очевидного. Ни божественный басилевс, ни надменные друзья Феодора Отважного никогда не поймут тех знаков, которые Небо посылает, чтобы один сменил отношение к вере, а другие пересмотрели взаимоотношения со своими людьми. Мнение Кинтарийского Циклопа, высказанное вслух, здесь роли не сыграет, потому он будет хранить его при себе, дабы не лишиться ни друзей, ни головы.
Да, приятели разделяют не все его убеждения, а многие ради спокойной
Феодор вдавил сильные пальцы в древний кубок и сжал зубы, чтобы не заплакать, когда вспомнил события пятнадцатилетней давности. Жестокий бой, подаривший ему прозвища Отважный и Кинтарийский Циклоп, но стоивший левого глаза и трёх лучших друзей.
Армия нечестивых детей пустыни подошла тогда к самому стольному граду. Их злые цари отвергли предложение покинуть Империю в обмен на золото. Им не нужны были монеты, им нужны были земли и жизни тех, кто верит в божественного Мессию, а не в их лживого пророка.
Ополчение обеих конкурирующих дим — партий стольного ипподрома, приняло участие в сражении, в котором решалась судьба Империи.
Небо помогло одолеть нечестивцев, но страшной ценой далась та победа. Три дня и три ночи не смолкал плач безутешных вдов и малолетних сирот в стольном граде.
Вереница носильщиков потеряла контуры, а перед взором поплыли красные пятна. Феодор чувствовал, как гнев начинает туманить голову.
Проклятые, трижды проклятые венеты и их лживый басилевс!
Да, не все его друзья из партии прасинов приняли участие в сражении лично, многие просто вооружили тех, кто по бедности не может позволить себе ламиллярный доспех и хороший меч, но из тех, кто бился сам, ни один не показал служителям нечестивого пророка спину! Да, ополчение дим никогда не было большой силой на полях сражений, но таких больших жертв можно было бы избежать! Ведь даже ребёнку, ничего не понимающему в тактике, понятно, что, когда воюют люди, далёкие по профессии от ремесла воина, главное — держать строй! Не позволить сражению распасться на множество мелких поединков, когда опытный боец кладёт каждым ударом двоих неопытных! И уж тем более не допустить флангового прорыва, который опасен даже для лучших подразделений любой армии мира, а что уж тут говорить о толпе людей, половина из которых только вчера взяла в руки меч!
В тот чёрный для зелёной димы день, всё так и случилось. Ополчение голубой димы покинуло поле боя, не выдержав сонма стрел, и всадники пустыни, опустив копья, атаковали правый фланг прасинов. Лошади пустынных конников — ничтожные ослики против могучих коней гвардии басилевса, а копья — жалкие палки по сравнению с контарионами имперских катафрактов, но обладатели первых остались стоять рядом с императором на высоком холме, а владельцы вторых увлеклись давлей вражеской пехоты, прорвавшей фаланги скутариев в центре. Бронированная конница в тот день не сломала ни одного копья за судьбу пеших ополченцев. И участь их была ужасна, ибо в мирной жизни нет ничего страшнее чумы и гнева императора, а на войне, как уже было сказано, — трусости соратников и флангового удара противника.
Много людей, среди которых были три лучших друга Феодора Кинтарийского,
Когда варяги, размахивая окровавленными двуручными топорами, врезались в толпу всадников пустыни, вначале проредив её бросками толстых копий, то они навсегда запомнили высокого человека в зелёной тунике поверх ламиллярного доспеха, на широкую бороду которого стекали кровь и остатки левого глаза. Своей громадной булавой он пробивал головы невысоких лошадей и сбивал на землю их смуглых наездников, а его громовой голос перекрывал шум битвы. Викинги в тот день дали этому человеку прозвище Отважный, а полководец, чей букелларий, состоящий целиком из словенов, обратил служителей проклятого пророка вспять, назвал его Циклопом.
Феодор дрожащей рукой опрокинул в себя остатки вина, пролив часть божественной влаги на широкую бороду, бросил кубок и тряхнул кудрявой головой. Ничего, придёт и наш час. Судьба прошлых династий ничему не научила нынешнюю, тем лучше. В этот раз прасины будут подготовлены, и, когда над ипподромом снова пронесётся клич «Ника», басилевсу и трусливым венетам не удастся утопить восстание в крови.
Но это дела грядущих дней, и, дай Господь, император всё-таки образумится, потому что хотя Феодор Кинтарийский не был трусом, но не любил войну — он был уже трижды отцом. Ради них, троих черноглазых сыновей, он и существует на грешной земле, и только ради них плавает по бурному морю.
Мысли об этих сорванцах и об их ясноокой матери вернули Кривому Купцу хорошее расположение духа. Он принял неожиданное решение.
Господь с ними, с венетами, с басилевсом и с далеко идущими планами! К дьяволу все планы, если они угрожают благополучию трёх самых лучших созданий на этом свете!
Заработав большой живот, Феодор не потерял былой ловкости. Одним прыжком он перемахнул перила палубы и по колено приземлился в воду, подняв в воздух сонм брызг. Часть из них попала на лицо и смыла последние остатки мрачных мыслей и неприятных воспоминаний, минуту назад будораживших душу тридцатисемилетнего купца. Он выбрался на берег и направился к носильщикам.
И вовремя. Один из них, молодой Намба, поскользнулся, уронил сундук на землю и, сыпя проклятиями, отпрыгнул в сторону, махая ушибленной ногой. Работавший с ним в паре соплеменник Вамба тоже не избежал столкновения пальцев ног с металлической поверхностью сундука, поэтому не стеснялся в выражениях.
Колонна носильщиков застопорилась. Люди поставили сундуки и стали ждать развития событий. Олафрус и Волок-ант, предводители соответственно варяжской и словенской частей дружины, оставили военные игры и приготовились разнимать приближающуюся драку. Но их наниматель оказался проворней. В мгновение ока он достиг сжавших кулаки чернокожих, положил ногу на сундук и с улыбкой сказал на их протяжном наречии: