След ангела

Рой Олег Юрьевич

Итак, двумя ровными рядами пошли они навстречу друг другу, хрустя неглубоким еще снегом. Остановились шагах в трех-четырех, каждый оглядел своего ближайшего противника.

Помолчали — никто не знал, с какой старинной уголовной формулы начинаются такие разборки.

Наконец правее Санька кто-то бросил сиплым голосом:

— Ну че?

— …через плечо, — мгновенно ответили с той стороны.

— Цыц, буренка!

Пока что было не очень страшно.

— Давай, Казан, собрал кодлу — теперь гони перед всеми! — потребовал Волчок.

— Чего

гнать-то, — бросил с той стороны Казан, громадный малый с набрякшим лицом, которого тусовский гигант Бульдозер уже выбрал себе в противники, — базар пошел, что вы, фраера, сдали всю братву на рынке. Кто-то из ваших настучал, маски заранее были готовы. Говорят, пацаны видели, что они еще с утра в фургонах сидели — морозили их, чтоб злее были.

— Раз видели, значит, так и было, — легко согласился Волчок. — Только вопрос — кто их туда зазвал. Может, мы. А может, и вы?

— У нас сявок нету.

— Это ты типа гонишь, что у нас они есть? Не тренди! Все меня знают — я правильный пацан, и не хрена меня плющить, — с достоинством бросил врагу Волчок.

— …и штырить, — подсказал кто-то из своих.

Ребята сломали линии и постепенно собрались привычным кружком. Руки все держали в карманах. Кто посмелее, встали поближе к главным — Казану и Волчку. Кто потрусливее, незаметно отступил за спины товарищей.

— А свист был, что у вас какие-то списки собирали?.. — подсказал длиннорукий пацан, стоявший рядом с Казаном. У него были светлые брови и совершенно белые, словно седые, ресницы.

— Чего гонишь? Списки — это наше дело, — отрезал Волчок. — Хотим — собираем. Хотим — отбираем. Вас в эти списки не заносили.

Сзади послышалось вкрадчивое поскрипывание снега. Не иначе как кто-то из машинистов уже заходил им за спины. Но обернуться было никак нельзя, никак нельзя отвести глаза от неприятеля.

— Да вы давно всей пацанве в натуре известны как стукачи ссученные! — На своей территории машинисты наглели на глазах.

— За ссученных ответишь, — с ледяным спокойствием проговорил Волчок.

— Да хоть сейчас, хоть после! — беззаботно кинул Казан.

Тут кто-то из его сотоварищей сделал шаг вперед и со всего маху въехал кулаком в лицо кому-то из тусовщиков.

— Эт-те в науку!

И нырнул обратно, за плечи своих. Это был максимум, который можно стерпеть, до того как началось бы жестокое махалово, безоглядная драка с турами и ножами. Возможно, и со стрельбой. Но первый удар еще можно было бы и простить.

— Оборзел твой дружок, что ли? — попытался разрулить ситуацию Волчок. — Глаза в кучку, обкурился? Или дерьма горячего объелся?

И тут кто-то из машинистов вытянул руку и ткнул пальцем в сторону Санька:

— А вот этого я знаю!

— Это кто? — спросил Казан.

— Он на собрании на сцене стоял у патриотов.

Непонятно было, хорошо это или плохо.

Казан на всякий случай переспросил:

— Точно он?

— Он! Он у них старшой по группе.

— А

чего стоишь в стороне, старшой? — спросил Казан. — Выходи сюда в натуре, становись против меня, я с тобой говорить буду.

Санек молча сделал несколько шагов и оказался напротив Казана, бок о бок с Волчком. Тот слегка толкнул его плечом, мол, не дрейфь.

И тут раздался другой голос:

— Я его тоже знаю! Я его на рынке видел, на будке! Я вам рассказывал! Он меня на крышу задернул и Леху Баклана!

— Да не тренди, — усомнился Казан.

— Да он, я тебе говорю! Помнишь меня? — один из машинистов подошел вплотную к Сане. Лица Санек не запомнил. Запомнил красно-белый спартаковский шарф.

— Воин Спартака, что ли?

— Ну!

Паренек повернулся, и Санек действительно прочел надпись у него на спине.

— Оба-на! Ну, я вам говорил! Это же молоток пацан! Я его бить не буду! — Паренек был мелковат, и с Саньком ему все равно было бы не справиться. Но сейчас он отважно загородил его своей неширокой спиной.

— Ну ты уж сразу… — пробурчал Казан. — Если он правильный пацан, мы его никто бить не будем. Мы тут типа правильных пацанов не бьем. Это не наши методы, — щегольнул он фразочкой явно из какого-то фильма. — Вот ты, Андрюха Волчок, — оказывается, он знал того по имени, — правильный пацан или так, отстой, портянка недосушенная?

— Я, Мишка, такой же, как и ты, не круче, не ломче.

— Я тебя еще по качалке на Третьей Машиностроительной помню.

— И брат твой туда ходил.

— Братан у меня в армии, в ВДВ служит. Вернется, он тут порядок наведет, — похвастался Казан.

— И я тебя знаю, — послышалось откуда-то слева, — в октябре на дискотухе с наркашами сшиблись…

— Во бесилово было! Вывалились — в полном офиге!

Тут-то стало ясно, что мочилово отменяется.

Казан вышел из круга, сделал несколько шагов в сторону своих машин. Зычно крикнул, как в лесу:

— Наташка!

Хлопнула дверца автомобиля, появилась фигурка в светлой дубленке.

— Тащи коньяк, мириться будем!

Девчонка вытащила из салона увесистую сумку, поднесла, бухнула в снег. И только сейчас Санек ее узнал: это была его прежняя нареченная, Наташа-Каша-Простокваша. Вот теперь она в каких машинах ездит! То-то ее давно не видно… Она, конечно, тоже узнала Санька, но вида не подала.

Хрустнув металлической пробкой, Казан открыл первую бутылку. Наклонился, достал из сумки стеклянный стакан — даже в сумерках было видно, что немытый.

— Ну, мужики, кто спочнет?

И тут же чей-то голос:

— Вон, ему налей, длинному, что Леху и Серегу на рынке вытащил.

Зыркнув глазами в сторону Санька, Казан налил стакан до краев темной жидкостью, протянул ему.

Санек крепко сжал стакан пальцами, поднес ко рту. Замер, невольно принюхался — в ноздри ему ударил крепкий, дразнящий, пряный аромат. Еще раз потянул ноздрями. Потом вдохнул его клубы полной грудью…