След ангела
Шрифт:
Сбоку, у входа на склад, среди наваленных пустых коробок он заметил маленькую девочку, смуглую, черноволосую и черноглазую, которая играла прямо тут, в грязи, в какие-то свои детские игры, возюкая пальчиками по затоптанному множеством ног снегу. Он удивился — как же так, никто за ребенком не следит? Она же может подхватить какую-нибудь заразу, заболеть. Санек огляделся вокруг, но никого из взрослых поблизости не увидел. Девочка, словно услышав его мысли, подняла голову. Первое мгновение она смотрела недоверчиво, но не выдержала и улыбнулась. Он было рассердился, но подумал, что и вправду, наверное, выглядит сейчас комично — насупленный,
В этот момент Санек, наверное, и осознал главное — мы все люди, человеки, так сказать. Между нами есть общее, независимо от того, кто где вырос и кем является в жизни, — аборигеном в Австралии или ненцем в тундре. И это общее превыше всего остального.
Тут дверь склада открылась, на улицу вышел плотный коренастый кавказец с наглой мордой, одетый в черную кожаную куртку. Следом за ним плелся тот самый пожилой продавец, у которого Санек купил кинзу. Первый явно отчитывал его, судя по жестикуляции и гневным интонациям, — слов Сазонов не понимал, они говорили на незнакомом языке. Продавец что-то жалобно ныл в свое оправдание.
«Видимо, начальник», — понял Санек. Первый продолжал раздраженно и быстро отчитывать своего работника, потом слегка толкнул его в плечо. Тот в ответ поминутно кивал, пытаясь поймать взгляд своего босса, к его лицу словно приклеилось заискивающее и виноватое выражение. Саньку стало его почти что жалко.
Бросив на прощание несколько хлестких слов, от которых пожилому сделалось уж совсем дурно, кавказец в кожанке сел в припаркованный рядом тонированный «Мерседес» старой модели и уехал. Продавец некоторое время расстроенно причмокивал языком, потом позвал с собой девочку, и они скрылись из виду.
«Зачем их бить, громить их товар? — проносились в голове Санька отстраненные мысли. Что от этого изменится? Они такие же работяги, как и мы. Трудятся, весь день на ногах. И с хамством сталкиваются, их тут никто особенно не любит. У всех народов есть не очень порядочные люди, это же не значит, что все такие. Сейчас далеко не каждый русский готов пойти на столь унизительную и грязную работу. А они идут, у них нет выхода и другой возможности заработать на жизнь. В их стране это очень сложно. Разве можно обвинять этих людей в том, что они не сложили лапки и не хотят умирать от голода, а мечтают о благополучии своей семьи?»
Дома Санек зашел в ванную, плеснул холодной воды в лицо… Тут он заметил, что кран у раковины подтекает — капли нет-нет да и падают на пол и в ванну, оставляя в ней разводы ржавчины. Он тут же в каком-то остервенении полез за ящиком для инструментов, достал пассатижи, отвертку и начал подтягивать гайку на шланге. Через пятнадцать минут все было готово — кран он починил. Сделал наконец-то то, что обещал матери уже полгода, да все руки никак не доходили. Сейчас Санек был рад занять себя физическим трудом, чтобы в голову мысли посторонние не лезли…
Но они все равно лезли.
На тусе он больше не бывал — не хотелось. И в качалку не ездил. За компьютером с его играми, Интернетом и общением с друзьями по аське было куда интереснее. Как-то раз он встретил на улице Губона, но тот прошел мимо, то ли
Игорь позвонил поздно вечером шестнадцатого января. В этот раз даже не представился, точно не сомневался, что Санек и так его узнает.
— Завтра тебя ждут к двум часам. Записывай адрес.
Выяснилось, что Анатолий Павлович живет довольно далеко, за Окружной, в Красногорске.
Всю ночь перед встречей Сашка мучился: долго не мог заснуть, ворочался, перекатывался с боку на бок, то ему было жарко, то холодно, кровать под ним предательски скрипела. Время от времени он, затаив дыхание, прислушивался к звукам в квартире — но нет, мать спала, шорохов, свидетельствующих о том, что человек проснулся, с кухни не доносилось. В три утра он провалился в полудрему, балансируя на грани бодрствования, несколько раз открывал глаза, а потом наконец окончательно заснул.
Поднялся только в десять, разбитый, с тяжелой головой. Взглянул на будильник, заведенный на семь и, чертыхаясь, бросился одеваться.
Дорога на метро и маршрутке заняла намного меньше времени, чем Санек предполагал. Возможно, потому что было воскресенье, пробок на Волоколамском шоссе почти не попалось. Уже в половине второго умытый, причесанный и одетый во все чистое Санек нервно расхаживал по двору нового дома, где жил Палыч, не решаясь подняться на нужный этаж — появиться раньше ему показалось неприличным.
«Все будет нормально, — уговаривал он себя. — Мне вообще повезло. Наверняка попасть к самому Палычу домой не каждому удается. Даже интересно посмотреть, как он живет. Пообщаюсь и уйду, не съест же он меня?»
Когда стрелки часов показали ровно два, он набрал в легкие побольше воздуха, решительно подошел к двери подъезда и стал нажимать кнопки на переговорном устройстве.
Дом был из приличных, даже более того. Внизу консьержка, на лестничной площадке цветы в кадках, в лифтах зеркала, чистота, никаких тебе надписей на стенах и пожженных кнопок. Когда Санька вышел из лифта и стал озираться в поисках нужной квартиры, одна из дверей — массивная, с серебристым напылением — открылась, предварительно прогрохотав несколькими замками. Ясно было, что Санька уже ждут.
На пороге стоял Игорь. Привычно пожал гостю руку, показал, куда повесить пуховик, одобрительно взглянул на его высокие ботинки, выдал вместо них кожаные тапочки на плоской подошве и провел в глубь квартиры.
Хозяин дожидался его в одной из комнат, обставленной так клево, что это сразу бросилось Саньку в глаза. Огромное, до пола, балконное окно, мебели минимум — только кожаный диван, два таких же кресла, стол со стеклянной столешницей да огромный плазменный телевизор. И никакого барахла, всей этой мелочовки, которой засорен каждый дом. Из украшений только пепельница на столе да абстрактная картина на стене. И все в черно-белой гамме — пол и стены белые, мебель — черная. Обалдеть, как красиво. Даже в домах одноклассников, чьи семьи были не стеснены в средствах и квартиры обставлялись профессиональными дизайнерами, и то не было так здорово.