След грифона
Шрифт:
Налив в стакан не больше ста граммов водки, Бедов встал и пошел к двери.
– Друга Петю порадую. До свидания, – попрощался он.
– До свидания, – ответил Александр Александрович.
Спиртное ударило в голову. Ноги сразу потяжелели, и усталость, отлетевшая неведомо куда от впечатлений и перемен последних дней, теперь мягкой волной сна накрывала Соткина – лихого драгуна мировой войны, бывшего офицера колчаковской армии, а теперь вдруг майора Красной армии. Он еще выпил. Выкурил папиросу. Буквально засыпая на ходу, заставил себя убрать со стола. Разделся и лег в чистую постель. Съежился от прохлады простыней,
Если Соткин благополучно проспал весь день до самого вечера, то Жукову и Бедову опять пришлось спать не более четырех часов. В одиннадцать, необычайно рано для Сталина, позвонил сам вождь.
– Здравствуйте, – услышал Жуков в телефонной трубке голос генералиссимуса.
– Здравия желаю, товарищ Сталин, – по-уставному ответил Георгий Константинович.
– С приездом.
– Спасибо, товарищ Сталин.
– После обеда поезжайте в Генштаб к Шапошникову. Ознакомьтесь с обстановкой на других фронтах. И заострите внимание на северо-западном направлении и районе Ленинграда. Вечером жду вас в Кремле.
Глава 30. Прощания и встречи
– А ведь ты ее не любишь, – глядя как завороженный в ствол «маузера», продолжал Железнов.
– Что-то много всего сразу... И долг платежом красен, и любовь тут же... Садись, «моряк, красивый сам собою», – словами популярной в Красной армии песни издевательски приказал Суровцев. – И подведем, наверное, черту в наших взаимоотношениях.
Железнов прошел на свое место за столом. Присел. Кобура с точно таким же «маузером», как сейчас в руках у Суровцева, лежала у него на столе. Но нечего было и думать успеть вынуть оружие из кобуры, взвести и выстрелить раньше, чем это сделает генерал. Суровцев между тем, продолжая держать противника на мушке, забрал со стола свой мандат.
– Ты сюда случайно попал или специально шел? – приходя в себя от неожиданности, спросил моряк.
– Это не так важно, – кратко ответил Сергей Георгиевич. – Руки держать поверх стола.
– А что тогда важно? – пытаясь взять инициативу в свои руки, спросил Железнов.
– Одевайся в свою кожанку да пойдем на свежий воздух. Погуляем.
Он никак не мог определиться, как обращаться к Железнову: на вы или же на ты.
– А если я не пойду?
– Тогда вы мне не оставляете выхода. А убивать вас я не хочу. Но убью даже при намеке на неподчинение. Еще должен сразу заметить, что и на свежем воздухе, прежде чем ты успеешь открыть рот, я сумею и тебя, и еще человек шесть или семь пристрелить. Думаю, что даже больше. Одевайтесь, говорю, – буднично, но твердо приказал генерал.
Переложив тяжелый «маузер» в левую руку, правой он достал из кармана брюк не столь громоздкий, но не менее надежный «наган». Руку с «наганом» сунул за обшлаг куртки. Как примерил. Удобно ли? Не совсем удобно, но стрелять при необходимости можно. Решительно переложив в деревянную кобуру «маузер», руку с «наганом» опустил в карман куртки. Так оказалось привычнее. Встал со стула. Морозило. Кружилась голова.
Железнов совсем пришел в себя и потому смотрел трезво на все эти манипуляции с оружием. Ему уже приходилось иметь дело с настоящими боевыми офицерами. Приходилось ему и задерживать их, и даже расстреливать. И он по собственному опыту знал, что потери со стороны чекистов, как правило, были несоизмеримо больше, когда они задерживали таких офицеров. Понимая, что им нечего терять, эти «машины для убийства» защищали себя отчаянно и беспощадно. Будучи человеком не робкого десятка, Железнов все же не желал испытывать судьбу. Стрелял он неважно. Расстрелы белых не давали боевых навыков. Он встал из-за стола, подошел к вешалке, надел обшарпанную кожаную куртку. Вернулся к столу, посмотрел на свое оружие, затем вопросительно взглянул на Суровцева.
– Можешь взять, – великодушно позволил тот. – Какой чекист без «маузера»? Так – смех один!
Железнов, будь он на месте этого белогвардейца, непременно хотя бы разрядил пистолет. А этот уверен, что у него, Железнова, при любом раскладе нет никаких шансов выиграть возможную схватку. Еще он понял, что Суровцев, уверенный в своем превосходстве, провоцирует его. Осознавать это Железнову было неприятно.
– Скажешь своему помощнику, что проводишь меня до ЧК, – почти приказал Суровцев.
– Хорошо. Потом что?
– Поговорим на общие для нас темы. Затем пожелаешь мне счастливого пути. Зови помощника!
Железнов громко позвонил в настольный звонок. Было такое приспособление в кабинетах начальственных чиновников того времени. Вошел интеллигентный помощник коменданта. На секунду в голове Железнова промелькнула мысль ударить этим достаточно тяжелым звонком Суровцева по голове. Встретился взглядом с соперником. Понял, что тот действительно провоцирует его на резкие действия. Быстро снял руку со звонка.
– Слушаю вас, Павел Иванович, – с готовностью произнес вошедший помощник.
– Я ненадолго отлучусь, – спокойно объявил Железнов. – С товарищем Козловым, – не без издевки в адрес Суровцева добавил он.
Они вышли на морозный воздух. Прямо на перроне перед зданием вокзала кто-то развел гигантский костер. Пропитанные креозотом старые шпалы жарко грели обступивших их большим кругом красноармейцев, но при этом шпалы нещадно дымили черным дымом, который, поднимаясь вверх, превращался в черные снежные хлопья и затем медленно падал вниз, пачкая одежду и лица стоящих у костра людей. Заливалась гармоника. Кто-то пытался плясать, согреваясь от мороза. Несколько человек, явно навеселе, горланили «Яблочко»:
Эх, жарим как, Парни смелые! Уноси, Колчак, Жопу белую!Редкой пошлости мотивчик водевильно-куплетного характера. Под стать этому мотиву и содержание. В белой армии даже пытались бороться с «Яблочком». Куда там! Народ-то один. По другую сторону фронта на тот же мотив Суровцев слышал другой «песенный шедевр»:
Гуляй, казачки, Все чубатые! Береги личики, Краснозадые!По обе стороны фронта на манер марша переделали хороший романс «Белая акация», и у красных получилось: