След хищника
Шрифт:
— Что-то вроде того.
— А сколько от нее до Болоньи? От того дома, где держали Алисию? Час будет?
— Думаю, да... Если знать, куда ехать. Она не на главной дороге.
— А... это... там пекарни нет?
После еле заметной паузы он сказал ровным голосом:
— Мои люди тотчас же будут там и все тщательно осмотрят. Но, Эндрю, какой смысл увозить туда похищенного? В этих деревушках все друг друга знают. Чужого там спрятать негде.
— Спроси о Виральто того бандита, который рассказал тебе о том первом доме, —
— Уж будь уверен, спрошу, — обрадовался он. — Он признался, что был одним из тех четверых в масках, что похитили Алисию. Он также иногда дежурил в том доме по ночам и сторожил ее, но никогда с ней не разговаривал, поскольку ночью она всегда спала. — Пучинелли помолчал. — Я несколько раз спрашивал его, как зовут того человека на портрете. Говорит, Джузеппе. Бандит называл его так, и другого имени не знает. Может, это и правда. А может, и нет. Я продолжаю допросы. Может, когда-нибудь он еще что-нибудь мне расскажет.
— Энрико, — робко начал я, — ты же опытный следователь. Я не стал бы торопиться делать предположения...
Из Болоньи послышался тихий смех:
— Ты не так часто мнешься. Говори!
— Тогда... прежде, чем ты отправишься в Виральто, может, попросим Паоло Ченчи назначить вознаграждение за возвращение хоть какой-нибудь части выкупа? Тогда ты можешь сослаться на это обещание, когда будешь показывать фоторобот этого самого Джузеппе... ну как?
— Я также возьму фотографии похитителей и Алисии, — сказал он. Синьор Ченчи, конечно же, согласится назначить вознаграждение. Но... — он замялся, — Виральто — это же только слово из сна.
— Слово, от которого она покрылась испариной, а сердце ее запрыгало, — ответил я. — Она испугалась этого слова.
— Да? М-м. Не беспокойся, я пройдусь по этой деревушке, как сирокко.
— Детишек порасспрашивай.
— Эндрю Макиавелли Дуглас, — рассмеялся он. — Да ни одна мамаша нам не позволит!
— Жаль.
Окончив разговор, я позвонил Паоло Ченчи, который на предложение назначить вознаграждение ответил, что охотно это сделает. Затем я снова перезвонил Пучинелли и подтвердил.
— Я тут делаю брошюрку для фотокопирования, — сообщил он. — С предложением о вознаграждении и всеми фотографиями. Я позвоню тебе, если будут результаты.
— Позвони в любом случае.
— Ладно.
Он позвонил мне на следующий день, в пятницу вечером, когда я дежурил на коммутаторе.
— Я весь день провел в этой чертовой деревушке, — устало говорил он. — Эти люди... они захлопывают двери у нас перед носом, а также закрывают лица и души.
— Ничего? — разочарованно спросил я.
— Есть кое-что, — ответил он, — только вот что? Того похитителя, который заговорил, название «Виральто» просто привело в шок, однако он клянется, что ничего о нем не знает. Клялся душой покойной матери, но пока клялся, весь потом покрылся. Врет он. — Пучинелли помолчал. — Но в Виральто мы не нашли ничего... Мы ходили в пекарню. Пригрозили
— Ты веришь ему? — спросил я.
— Боюсь, придется поверить. Мы расспрашивавши в каждом доме, допросили даже двух ребятишек. Но не нашли ничего, ничего не слышали. Однако...
— Что «однако»? — подтолкнул его я.
— Я посмотрел на карту, — зевнул он. — Виральто находится на боковой дороге, которая никуда не ведет. Но если подъезжаешь к повороту на Виральто и едешь по ней прямо, не сворачивая, то дорога идет в горы, и, хотя ее хорошей дорогой не назовешь, она все же пересекает Апеннины и спускается к Флоренции. Над Виральто есть место, где прежде стоял замок, но теперь там отель. Туда приезжают погулять и полюбоваться горами. Может, синьорина Ченчи не расслышала всего, может, это был час до Виральто, а потом еще куда-то? Завтра, — он вздохнул, я не на дежурстве. Но я все равно буду заниматься делом. Я поеду в тот отель и устрою им сирокко.
— Пошли кого-нибудь из своих людей, — предложил я.
После некоторого молчания он сухо произнес:
— Я дал указания, чтобы никто не работал по этому делу без моего персонального участия.
— А...
— Я перезвоню завтра, если хочешь.
— Завтра я буду тут от четырех до полуночи, — с благодарностью сказал я. — Потом звони мне домой.
Утром в субботу мне позвонила Попси, как раз тогда, когда я слонялся по квартире, пытаясь не обращать внимания на кучу несделанных домашних дел.
— Что-то случилось? — спросил я, уловив в ее голосе что-то не то.
— Вроде того. Мне нужна ваша помощь. Можете приехать?
— Сейчас или подождет до завтра? Я в четыре доложен быть в офисе.
— В субботу? — удивленно спросила она.
— Боюсь, что так.
Она помедлила.
— Алисия вчера не ездила с группой из-за головной боли.
— О... а сегодня?
— Сегодня ей не хочется. Понимаете, — резко добавила она, — я бы сказала, что сама мысль об этом пугает ее, но почему, вы же видели ее верхом? — Я ясно услышал в ее голосе легкое раздражение и искреннюю тревогу.
Я не сразу ответил, и она требовательно спросила:
— Вы здесь?
— Да. Я думаю. — Я помолчал. — Она боится не лошадей и не верховой езды, это очевидно. Значит, ее, возможно, пугает... не думаю, что это верное слово, но сейчас другого в голову не приходит... она боится быть запертой, не иметь возможности убежать... или быть в группе. Что-то вроде клаустрофобии, даже на открытом воздухе. Может, именно поэтому она не хотела прежде ездить в группе, но в одиночку чувствовала себя в порядке, когда мы были там, наверху, в Даунсе.