След хищника
Шрифт:
Я пропустил понедельничное заседание, где как раз этот погром и обсуждали, но я должен был еще написать отчет о том, что было в Болонье. Я просидел над ним всю субботу и утро воскресенья, а затем поехал в Ламборн, за семьдесят пять миль к западу от Лондона.
Попси Теддингтон, как оказалось, жила в высоком белом доме в центре деревни. Дом казался почти городским, как в пригороде, если бы не выходил фасадом на конюшни. Много их было. До сегодняшнего дня я и не представлял, что конюшни на самом деле могут располагаться внутри деревни, на что Попси с
Когда я приехали, она стояла возле дома, нависая над каким-то человеком ростом футов в пять. Он явно обрадовался тому, что я прервал их разговор.
— Просто имей это в виду, Сэмми. Скажи им, что я этого не потерплю, — подчеркнула она, когда я открыл дверь машины. Она повернулась ко мне. На ее хмуром лице прямо-таки написано было: «Кто там еще?»
— А, приятель Алисии. Она где-то там, позади дома. Идем. — Она повела меня за дом, за стойла, и наконец мы вдруг вышли на маленький огороженный паддок, где какая-то девушка ездила на лошади медленным галопом, а другая девушка стояла и наблюдала за ней.
Маленький паддок был словно зажат между задними стенами других конюшен и домов, и травка на нем помнила лучшие дни.
— Надеюсь, вы ей поможете, — напрямик сказала Попси по пути к паддоку. — Я никогда ее такой не видела. Это меня очень беспокоит.
— В смысле? — спросил я.
— Она никогда не бывала такой беззащитной. Вчера она не стала ездить на корде, что всегда делала, когда бывала здесь. Посмотрите-ка на нее сейчас! Она должна быть в седле, а не смотреть, как другая ездит!
— Она что-нибудь рассказывала о том, что с ней случилось? — спросил я.
— Ни слова. Просто весело улыбается и говорит, что все уже позади.
Когда мы подошли поближе, Алисия обернулась и, увидев меня, казалось, вздохнула с облегчением.
— Я боялась, что вы не приедете, — сказала она.
— Нечего было бояться.
Она была в джинсах и клетчатой рубашке, губы подкрашены. После шести недель, проведенных в полумраке, она казалась неестественно бледной. Попси крикнула девушке в седле отвести лошадь в стойло.
— Разве что, дорогая, ты захочешь... — сказала она Алисии. — Ну?
Алисия покачала головой.
— Думаю, завтра.
Говорила она так, словно и вправду намеревалась сделать это завтра, но я заметил, что Попси очень в этом сомневается. Она по-матерински обняла Алисию за плечи и слегка тряхнула ее.
— Дорогая, делай как хочешь. Как насчет того, чтобы дать выпить твоему усталому страннику? — Она обернулась ко мне. — Кофе? Виски? Денатурат?
— Вина, — сказала Алисия. — Я знаю — он это любит.
Мы пошли в дом. Темная старинная мебель, потертые индийские ковры, выцветшая обивка из плотного хлопка, и всюду за окнами лошади.
Попси небрежно налила итальянского вина в граненые хрустальные бокалы и сказала, что, если мы потерпим, она пойдет и приготовит нам бифштекс.
Алисия смотрела ей
— Я одни неприятности ей доставляю. Не следовало мне приезжать.
— Вы совершенно не правы и в первом, и во втором случае, — сказал я. — Это же очевидно, что она вам рада.
— Я думала, мне тут будет хорошо... Что все будет по-другому... В смысле, что я буду тут чувствовать себя хорошо.
— Так через некоторое время и будет.
— Меня беспокоит, что я не могу... не могу от всего этого избавиться, — посмотрела она на меня.
— Примерно как от двусторонней пневмонии?
— Это совсем другое, — запротестовала она.
— Шесть недель без солнца, без движения, без приличной еды, на лошадиной дозе снотворного — такой рецепт вряд ли способствует хорошему здоровью.
— Но это... не только... физически...
— А от не физического еще труднее избавиться. — Я отпил немного вина. — А как вы спите?
Она вздрогнула.
— Половину ночи я просто не могу спать. Илария сказала, что мне еще немного надо принимать снотворное, но я не хочу, меня от одной мысли об этом просто тошнит... Но когда я засыпаю... у меня кошмары... я просыпаюсь в холодном поту.
— Может, — бесстрастно сказал я, — вы сходите к психиатру? Я знаю одного очень хорошего специалиста.
— Нет, — инстинктивно ответила она. — Я не сумасшедшая, я просто... не в порядке.
— Чтобы пойти к доктору, вовсе не надо быть при смерти.
Она покачала головой.
— Я не хочу.
Она села на большую софу, положив ноги на кофейный столик, и вид у нее был встревоженный.
— Я хочу говорить с вами, а не с каким-то психиатром. Вы понимаете, что случилось, а для какого-нибудь врача со стороны это все будет казаться ненормальным. Вы знаете, что я говорю правду, а он все время будет сомневаться, не придумала ли я половину всего, не драматизирую ли я, и будет выискивать способы свалить всю вину на меня. У меня есть приятельница, которая ходила к психиатру... Она говорила мне, что это было странно — когда она сказала, что хочет избавиться от привычки к курению, психиатричка продолжала утверждать, что моя подруга чувствует себя несчастной, поскольку подавляет страсть к собственному отцу. — Она попыталась рассмеяться, но я понял, что она имеет в виду. Психиатры привыкли к извращениям и уверткам пациентов и выискивают их даже в самых простых замечаниях.
— И все же я думаю, что вы легче избавитесь от своих проблем при помощи специалиста, — сказал я.
— Вы и есть специалист.
— Нет.
— Но я же с вами хочу... О, Господи. — Она внезапно осеклась и сконфузилась. — Извините... вы не должны. Глупо как...
— Я этого не говорил. Я говорил... — Я тоже замолчал. Встал, походил, сел на софу рядом с ней, но не касаясь ее. — Я распутаю для вас все узлы, какие смогу, и буду с вами столько, сколько вы захотите. Это я вам обещаю. Для меня это удовольствие, не работа. Но и вы кое-что должны мне пообещать.