След хищника
Шрифт:
— Однажды, — мягко сказал я, — я приеду на Дерби и буду аплодировать вам на финише.
Она улыбнулась и забралась в «Лендровер». Но вместо того чтобы повернуть домой, я повел машину вверх по холму к тренировочному плацу.
— Куда вы едете? — спросила она. — Никуда. Всего лишь сюда. — Я заглушил мотор и поднял рычаг ручного тормоза. На травянистом склоне стояли ряды барьеров, пустые и опрятные. Я не собирался выходить из машины. — Я говорил с Пучинелли, — сказал я.
— О!
— Он нашел еще одно место, где вас держали последние дни.
— О... — тихо сказала она.
— Для вас что-нибудь значит такое название, как отель «Вистаклара»?
Она задумчиво нахмурилась и покачала головой.
— Это в горах, над местечком Виральто, о котором вы мне рассказывали. Пучинелли нашел там сложенную зеленую палатку. На сеновале заброшенной конюшни.
— Конюшни? удивленно спросила она.
— Угу.
Она поморщилась.
— Там не пахло лошадьми.
— Их там уже пять лет как не держат, — сказал я. — Но вы сказали, что чувствовали запах хлеба. Отель сам выпекает хлеб. Вот только... почему именно хлеб? Почему вообще не запахи кухни?
Она посмотрела вперед через ветровое стекло на мирные холмы и глубоко вдохнула свежий душистый воздух. А потом спокойно, без напряжения, объяснила:
— Вечером, когда я ела, приходил один из них и говорил, чтобы я просунула под «молнию» тарелку и парашу. Из-за музыки я никогда не слышала, как они подходили. Я понимала это, только когда кто-нибудь что-то мне говорил. — Она помолчала. — Короче, когда я просыпалась утром, мне приказывали снова забрать тарелку и парашу... уже чистые и пустые. — Она снова замолчала. — Именно тогда я и почувствовала запах хлеба, в эти последние несколько дней. Утром... когда параша была пуста. — Она замолчала и повернулась ко мне, ожидая моей реакции.
— Жалкое положение, — сказал я.
— М-м... — Она чуть ли не улыбнулась. — Невероятно... но я привыкла. Даже и не подумаешь, что к такому можно привыкнуть. Но, в конце концов, это же собственный запах... и после первых нескольких дней я перестала ощущать его. — Она снова замолчала. — Первые дни я думала, что сойду с ума.
Не от тревоги, чувства вины или ярости: от скуки. Час за часом ничего, кроме этой проклятой музыки... не с кем поговорить, не на что смотреть... я старалась заниматься зарядкой, но день ото дня я становилась все более ленивой, и спустя недели две-три я просто перестала и стараться что-либо делать. Дни словно слились в один. Я просто лежала, музыка словно текла сквозь меня, а я думала о своей жизни... Но она казалась такой далекой и нереальной. Реальной была параша, макароны и пластиковая чашка воды дважды в день... да еще надежда, что человек с микрофоном будет доволен моим поведением... что я понравлюсь ему.
— М-м... — протянул я. — Вы ему понравились.
— Почему вы так думаете? — спросила она, и я увидел, что эта мысль ей приятна, что она до сих пор хочет, чтобы похититель похвалил ее, пусть она и была теперь свободна.
— Думаю, — сказал я, — что, если бы вы взаимно ненавидели друг друга, он не стал бы рисковать ради второго выкупа. Он был весьма склонен прекратить это невыгодное дело. Мне кажется, у него просто не было сил убить вас... потому, что вы понравились ему. — Я увидел потаенную
— Понимаете, — сказал я, — он причинил много страданий вашему отцу и украл почти миллион фунтов у вашей семьи. Слава богу, что вы ему понравились, но ангелом он от этого не стал.
— О!.. — Она отчаянно, очень по-итальянски всплеснула руками. — Почему вы всегда такой... такой чуткий?
— Из-за шотландских предков, — сказал я. — Они были народом суровым и умели сдерживать свои горячие головы. И их кровь превалирует и портит все дело, когда испанская четверть моей кровушки пытается взыграть.
Она, чуть ли не смеясь, склонила голову набок.
— Вы никогда еще столько о себе не рассказывали.
— Подождите, еще не то услышите.
— Вы не поверите, — глубоко вздохнув и потянувшись, сказала она, — но я в конце концов начинаю чувствовать себя абсолютно в порядке.
Глава 9
Июль тихо ушел и унес с собой нудные дожди, и с грозами ворвался август. В ту неделю в лондонском офисе работы было мало, но зато в Италии много чего произошло.
Пучинелли звонил дважды сказать, что все по-прежнему, но в третий возбужденно сообщил, что данное Ченчи объявление о награде принесло результаты. Текст объявления и портреты похитителей были развешаны во всех общественных местах в Болонье и по всей провинции. Какая-то женщина позвонила самому Паоло Ченчи и сказала, что знает, где находится часть выкупа.
— Синьор Ченчи сказал, что она говорила весьма злорадно. Она сказала, что пусть «он» потеряет свои деньги. Но кто такой этот «он», она не сказала. В любом случае мы с синьором Ченчи завтра утром поедем в то место, на которое она указала, и, если мы найдем деньги, он отправит ей вознаграждение. На адрес маленького, средней паршивости отеля. Мы отыщем эту женщину и допросим ее.
На следующий вечер он был уже не в таком радужном настроении.
— Правда, мы нашли кое-какие деньги, — сказал он. — Но, к несчастью, не слишком много, если подумать обо всей сумме.
— И сколько?
— Пятьдесят миллионов лир.
— Это... — я быстренько подсчитал в уме, — около двадцати пяти тысяч фунтов. М-м... Я бы сказал, доля одного из бандитов, причем не главного.
— Согласен.
— Где ты нашел деньги?
— В камере хранения на вокзале. Женщина назвала синьору Ченчи номер ячейки, но у нас не было ключей. Зато был специалист, который эту ячейку вскрыл.
— Значит, кто бы их там ни оставил, он все еще думает, что они на месте?
— Да. Они действительно на месте, но мы сменили код замка. Если кто попытается ячейку вскрыть, ему придется просить другой ключ. Тогда мы его и возьмем. Мы устроили хорошую западню. Деньги лежат в мягкой дорожной сумке с «молнией». Номера банкнот совпадают с теми, что на фотографиях. Это, вне всякого сомнения, часть выкупа. Синьор Ченчи отослал вознаграждение в пять миллионов лир, и мы попытаемся задержать женщину, когда она за ними придет.