Шрифт:
Грань между сказкой и былью – тонкою нитью.
Если кого-то забыли, то – извините.
Мистика, факты, детали в переплетенье.
Если кого-то узнали – лишь совпаденье.
Где-то неточность? Не спорю. Не отрицаю.
Хроники пишет историк. А я – начинаю.
Автор благодарит моих военных консультантов:
Андрея Владимировича Загорцева, который меня ругательски ругал, но на вопросы отвечал.
Товарища Некто, который делился личными воспоминаниями разведчика, но был категорически против хоть какого-то упоминания о нем.
Особая благодарность Линчевскому Дмитрию Ивановичу. Он терпеливо меня выносил, тыкал носом в несостыковки и все равно верил в меня и в эту книгу.
Благодаря всему этому, хоть и через большой промежуток времени (2008-2009, 2024), получилось то, что получилось.
***
Второе
***
В тот день он возвращался домой из института, высокий, жилистый, спортивного вида семнадцатилетний парень. Сошел с автобуса, осталось повернуть с проспекта направо, на Щорса, пройти пару кварталов вглубь. Начало декабря, уже почти стемнело, да еще гололед. Фонари здесь горят очень редко. Немногочисленные прохожие двигаются в полумраке мелкими, неуверенными шажками. Он и сам несколько раз чуть не навернулся. Выручала природная гибкость и координация, помогающая удержать вертикальное положение, уже когда вроде бы почти падаешь. А впереди идущая женщина не удержалась. Несколько раз нелепо взмахнула руками, в одной из которых держала тяжелую тряпичную сумку, и грянулась оземь. И осталась лежать. Парень, как мог, поспешил к ней. К тому времени женщина уже села, но подняться сама видимо не могла.
– Давайте помогу, – сказал он тогда. Собрал картошку, что раскатилась из ее сумки. И только потом рассмотрел сидящую на тротуаре женщину. Это оказалась цыганка. Пожилая уже. Широкие юбки разлетелись вокруг нее. И она, охая, потирала себе ногу возле щиколотки. Цыган парень откровенно не любил. Слишком настырное, шумное и пестрое племя. Но не бросать же теперь беспомощную старуху. Не по людски получится. Помог подняться. Спросил куда идти. Совсем в противоположную сторону, как оказалось. Идти туда совсем не хотелось. Район там не очень благополучный. Цыгане приторговывают водкой, наркотой и золотом. Но идти пришлось. Довел еле ковыляющую цыганку под руку и донес сумку. Нужный дом оказался большим, но каким-то неухоженным. Навстречу выскочили сразу три мелких девчонки, звонко залопотали по-своему. Выбежала молодая цыганка. Парень быстро сдал им на руки и бабку и сумку и уже развернулся уйти, но старуха цепко ухватила его за рукав. – Подожди, постой, чавалэ. За добро добром платить нужно. Пойдем в дом. Карты я на тебя разложу. И так посмотрю. – Не надо мне никаких карт! Не верю я в эти гадания. – Он тщетно пытался отпереться. – А веришь не веришь, но послушай. От тебя не убудет. Старая цыганка, сильно припадая на левую ногу поманила за собой в угрюмую, захламленную комнату налево. показала на стул возле маленького журнального столика рядом с окном. – Садись. Сама доковыляла до комода, выдвинула верхний ящик. Достала сверток. Застелила столик темно-вишневой, бархатной скатертью и подала старую колоду карт. Размером значительно больше, чем простые игральные. И значительно толще.
– Подержи в руках.
Старая цыганка тем временем зажгла две свечи и стала раскладывать карты.
– Я не буду смотреть,что было. Это ты и сам знаешь. Что есть посмотрим и что будет. Как зовут тебя, гаджо?
– Игорь.
– Игорь, говоришь. А есть у тебя, Игорь, твоя мечта. Вроде бы ты ее уже в руках держишь. И надеешься. Только надеешься зря. Эта дорога для тебя обрывается. Есть у тебя любовь. Да не в масть она тебе, брюнетка. Ты губы-то не криви. Хочешь любить – люби. Она у тебя девка страстная,горячая. Не убудет от нее. Замуж только не зови.Вторую любовь позовешь потом. Да только зря позовешь. Потому что ты ее покинешь, а она тебя бросит. Любовь тебе в свою масть искать надо. А теперь поглядим что будет. А будет тебе парень дальняя дорога да казенный дом. И два короля в форме рядом с тобой. Что смеешься? Думаешь, старая Зарема тебе врать будет? – смешала все карты. – а теперь тяни одну карту. Тяни, тяни, гаджо.
Игорь, чуть помедлив, вытянул одну из середины колоды.
– Видишь, рыцарь мечей выпал. Армия у тебя впереди. А теперь руку свою давай.
Игорь сильно сомневаясь, подал руку ладонью вверх, думая, что гадалка линии читать будет. Но старая цыганка сжала его кисть в своих сухих, морщинистых ладонях. Потом закрыла глаза и некоторое время качала головой вперед-назад. Потом заговорила.
– Будет у тебя речка. Да только тебе в ней не купаться и воды из нее не пить. Поперек судьбы потечет. Рубцом как вехой ляжет.
Будет у тебя равнина. Нет, долина. Странная какая-то. Да, верно все, долина. Три раза будет. Первый раз через твою боль, второй раз через чужую боль. Третий раз через радость твою.
Будут у тебя камни. Много и самые разные. Камни чужие, а кровь твоя. И через камни и ту кровь судьба твоя повернет и дважды сойдется.
Век большой собаки быть тебе псом. Чертову дюжину лет. От щенка до волкодава. Да только не ты, а зверь тебя в силки поймает. И удержит.
Тут старая цыганка как-то судорожно вздохнула, аж всхлипнула. И распахнула глаза. И руку его быстро выпустила из своих.
– Все! Не могу больше. Не вижу ничего уже. Старею, наверное.
Посидела, отдышалась и прокричала что-то громко и требовательно. А сама, вытирая со лба пот стала собирать все со столика. Девочки быстро принесли чайник, чашки и блюдечко с конфетами. А еще пряники. Его напоили хорошо заваренным чаем. И по приказу той же бабки мелкий, вертлявый парень цыган, примерно его же возраста, проводил до проспекта, чтоб кто не напал в темноте.
1
Если взять карту СССР, да, той самой великой, еще существующей тогда страны, провести линию от Москвы на восток до Сургута, а потом отмерить на ней середину или около того и поставить точку, то примерно в этом месте обнаружится районный городок Придольск. Ничего особенно, таких населенных пунктов на территории страны десятки. Деревянный центр, панельные окраины. А еще завод. Там изготавливают различные технические фаянсовые изделия: изоляторы всех размеров, лабораторную посуду, тех же «белых друзей человека» – унитазы и раковины. И швейная фабрика для баланса. Ближние улицы к заводу, в основном двух-трехэтажки заводских общежитий и коммунальных квартир.
В одной такой квартире, на втором этаже панельной трехэтажки, жили две семьи: Ларионовы и Межидовы. Третью комнату занимали две чопорных престарелых сестры. В четвертой обитал тихий алкоголик дядя Вася. У Ларионовых, старожилов этой квартиры, Марии и Александра, детей было двое: Костя и Ольга. Семейная пара, когда супруга, крепкая и немного полноватая, на полголовы выше своего мелкого и тощего мужа. Межидовы переехали в освободившуюся комнату коммуналки когда, по недавним подсчетам, Косте, старшему Ольгиному брату, исполнилось два года. Как раз за месяц перед рождением Ольги. Старший сын Межидовых – Ибрагим был моложе Кости на полгода, Ольга – старше Аминат на два месяца. А еще с ними жила вечная, неизменная нянька всех детей, и своих внуков и соседей, теплая, необъятная, ласковая бабушка Зухра или Зула, как по-детски называла ее Ольга.
По национальности соседи были чеченцами, но тогда, в СССР, это никаких отрицательных эмоций не вызывало. А хоть китайцы, хоть чуваши, лишь бы люди хорошие! Когда родилась Аминат, ее мать, тетя Динара, после родов тяжело заболела и попала в больницу почти на два месяца. Была тяжелая операция, врачи с трудом спасли ей жизнь. И все это время Ольгина мать кормила грудью не только свою дочь, но и соседскую девочку. Молока хватало, однако хоть не сцеживаться. И продолжала кормить почти до года. Бабушка Зухра, мама тети Динары, нянчилась с мальчиками. Неудивительно, что дети дружили. Даже в любых списках фамилии стояли рядом – Ларионовы и Межидовы. Все четверо русые, только глазами различаются. У Межидовых, и у сестры и у брата, глаза карие, У Ларионовых – серые. Их вовсе не интересовали никакие национальные различия, даже то, что бабушка Зухра с большим трудом говорила по-русски. И Ольга, к ужасу родителей, первые годы изъяснялась на жуткой смеси русского и чеченского. А потом уже свободно болтала сразу на двух языках. Когда чужой язык постоянно слышишь с малолетства, он прививается как-то на удивление быстро. Глава семьи Межидовых, дядя Муса, коренастый, горбоносый, с карими глазами чуть навыкате и густущей шевелюрой темно-русых волос, с аккуратной, тоже русой бородой, дома жил редко, постоянно калымил на разных шабашных стройках. Приезжал с богатыми подарками для всех, привозил множество очень вкусных лакомств, перепадавших и соседским детям.