След лисицы
Шрифт:
И прием этот ее откровенно пугал. Выбора, впрочем, не было: князь нынешний не чужой ей человек, по кохтским меркам так и вовсе близкий родич. Муж падчерицы. И плевать, что сама падчерица Лисяны едва ли не на десяток лет старше.
— Боярыня, пора бы наряжаться, — напомнила Велеслава своей хозяйке.
Да, Велька и Дарька остались в доме Вольских. Обе хоть и замуж вышли, и деток народили, но хозяйку свою не покинули, прислуживали ей по-прежнему. Да и не служанками были, а скорее уж подружками задушевными да верными помощницами.
— Да, Веля, пора.
Волосы у Лисяны отрасли едва ли не до колен,
— Красивая ты, Матвеевна, — вздохнула Дарена. — Вот уйдет боярин на тот свет, не будет отбоя от женихов.
— Сдурела? Какие мне женихи? Старая я уже. Три десятка миновало.
Велька с Дареной переглянулись и прыснули дружно. Ага, старая! Волосы черны как ночь, кожа нежна как шелк, а талии тонкой все бабы завидуют!
— Говорят, посол кохтэ — красив очень, — намекнула Велеслава. — Не скучаете по соплеменникам?
Лисяна только глаза закатила. Матвей был еще жив, но его уже почти что похоронили. Она и сама знала, что мужу осталось недолго, но каждому, кто уже делил его наследство, готова была горло перегрызть. Только девкам и прощала, потому что сама давеча плакала, наливки вишневой перебрав, что скоро ей вдовий плат предстоит надеть.
— Что по ним скучать, когда они постоянно глаза мозолят? Вон, Сельва недавно из Бергорода с бумагами приезжала, да и остальные рядом всегда.
Маленькое войско Лисяны давно уже разъехалось. Многие обзавелись семьями, купили дома. Да и то сказать, не нужно боярыне войско. И по обычаям — не положено. Лишь один десяток оставался — и тот охранял Ингвара, которого Матвей учиться давно уж отправил. Сельва вон Ольгу теперь служила, дочек его охраняла. Она единственная из женщин не нашла себе в землях моревских мужа.
— Такие да не такие приехали степняки, — мечтательно вздохнула Дарена. — Посол совсем другой: рыжий, светлоглазый.
Лисяна оцепенела. Губу прикусила, глазами заморгала. Наран? Много ли среди кохтэ дипломатов? А тех, кому Баяр довериться мог?
Наран.
Не замечая, как девки обряжают ее в тонкую сорочку, как натягивают платье, как застегивают на вороте серебряную брошь в виде лисицы, что Матвей давно жене передал, как закрывают надушенные волосы коруной, украшенной жемчугом да камениями, вспоминала.
Матвей Всеславович жену любил. Как уж умел. Строгим был, на ласку скупым, неразговорчивым, но ей от него и не нужна была ласка. Был ей муж другом, этого достаточно. А все остальное оказалось трухою.
Золотом и каменьями Лисяна давно пресытилась, от людского почета устала и хотела спрятаться. Кругом была ложь и притворство. И холод — Лисяна так и не смогла привыкнуть к длинной снежной зиме.
Девки зиму любили: катались с горки на санях, на лыжах могли в лес выйти, а у степнячки на морозе в кровь трескались губы и грубела кожа лица. Хорошо, что зимой торговли меньше, будь ее воля, Лисяна бы и вовсе терем не покидала с того дня, как появлялся первый снег.
А еще она тосковала. Видела, как улыбаются женщины своим мужьям. Как держат их за руки. Как горят глаза Велеславы, когда муж ее, корабел, приезжает из дальних стран. И не подарков она ждет, а его самого. В жизни Лисяны такого не было. Она даже пыталась по глупости влюбиться в Ольга, но ничего из этого не вышло. Теперь с князем беров они стали добрыми друзьями.
Появление Нарана смутило ее и в то же время обрадовало. Ей вдруг показалось, что та самая любовь, которую она жестоко отвергла когда-то, совсем близко. Руку протяни — и прикоснешься.
Да. Пора было спешить на княжеский вечер. Теперь он не казался таким уж страшным.
***
Как всегда в посольских палатах было душно. Топили здесь, не жалея дров, окна были наглухо закрыты, а толпа народу в меховых шубах пахла далеко не ромашками. Лисяна так и не поняла за столько лет, к чему эта демонстрация богатства: золотое шитье, роскошные меха, дорогие ткани. Здесь все друг друга знали, ни к чему было красоваться. А уж тем более — потеть в тяжелых мехах. Как-никак, с потолка тут снег не сыпался. Сама она давно уже одевалась просто: скромное платье, отороченный норкой кафтан, обычные, но очень удобные сапожки на небольшом каблучке. Единственной роскошной вещью была коруна на голове: серебряный венец с легким шелковым покрывалом, скрывающим волосы. А самым ценным украшением Лисяна считала серебряную брошь-лисицу, символ того, что некогда она была княгинею.
Невысокой Лисяне всегда было неуютно среди рослых моров, многим из которых она едва доставала до плеча. Приходилось, чтобы высмотреть знакомцев, едва ли не подпрыгивать. Но как-то так вышло, что козтское посольство она заметила сразу.
Вздрогнула невольно, столкнувшись с внимательным взглядом зелёных глаз. Он тоже ее заметил и теперь рассматривал. И неудивительно: столько лет они не видели друг друга. Стоило признать: Наран возмужал и стал красивым мужчиной. Не было в нем больше жеребячей нескладности, плечи стали шире, руки сильнее, лицо — словно маска. Невозмутимый, непостижимый. Настоящий мужчина, не мальчишка уже. И больше не улыбается, как раньше, вот это — плохо. У него была очень тёплая и заразительная улыбка.
Снова промелькнула непрошеная мысль, что терзала ее все последние годы: а не ошиблась ли она? Может быть, стоило сделать другой выбор? Он так сильно любил ее… смогла бы та Листян быть с ним счастлива?
Нет. Она знала это точно. Он был хороший… наверное. Добрый, ласковый. И та Листян просто вытирала бы об него ноги.
А Лисяна Вольская — другая. Нет больше любимой сестры хана, избалованной девчонки, которая ни в чем не знала отказа. Есть боярыня Вольская. Сильная, жесткая и даже жестокая. Не прощавшая слабости никому и в первую очередь себе. И не из тех она глупых баб, которые мечтают о несбыточном. Даже если очень хочется вдруг мечтать.
Снова взглянула в сторону соотечественников и даже расстроилась, не найдя Нарана взглядом. Сбежал?
— Темных ночей тебе, княгиня, — неожиданно раздался над ухом голос того, о ком она сейчас думала почти с нежностью. — Рада?
— Долгих дней и обильных дождей, Наран, — Лисяна ответила по-кохтски. — Рада.
Чистая правда. В этих душных каменных склепах он был — как глоток ветра над родной степью. Столько лет прошло, а она так и не полюбила здешние горницы с низкими потолками. Задыхалась. Она была бы рада сейчас любому старому другу.