След лисицы
Шрифт:
— Я любить не умею, — отмахнулась Лисяна. — И я свободна как ветер. Сама свою жизнь строю.
— Время твое еще не пришло. Но решение принято, верно? Иди, дочь лисицы и мать лисенка. И помни: свою дорогу ты выбрала сама.
— Погоди, Зимогор, — спохватилась девушка. — А уроки? Я учиться хочу!
— Какие тебе уроки, тебе рожать со дня на день! Вот зима кончится, я непременно к тебе приду. Или ты приходить будешь. Тогда и поговорим про уроки.
Лисяна кивнула, совершенно довольная ответом.
Любовь… Любовь!
Что это такое?
Она видела настоящую любовь — в глазах Нарана. Видела, как меняется колючая и злая Дженна,
Нет уж, не нужно. Ей и так хорошо. К тому же очень скоро у нее родится ребенок, которого она и будет любить всем сердцем. А мужа она почитает и уважает, и этого вполне достаточно.
21. Гости Лисгорода
12 лет спустя
В Лисгороде было раннее весеннее утро. Солнце только-только поднималось над каменными стенами города. Копыта кохтских коней звонко цокали по выложенной досками улице. Народ ещё спал, разве что рынок работал в такую рань. Пахло прелой листвой, конским навозом и свежим хлебом.
В Лисгородском княжестве кохтэ были впервые после славного разгрома угурцев. Раньше лисгородцы предпочитали вести торговлю на нейтральной территории, ближе, пожалуй, к степям. Теперь же вот зазвали в гости, да и понятно. Кохтэ за последнее десятилетие стали гораздо сильнее и многочисленнее. Молодой хан правил железной рукой, подчиняя непокорных соседей одних за другими. Первыми пали иштырцы, следом – куманы. Тирахи, вечные соседи-враги, оказались мудрее. Пришли с торговым договором, женщин привели – красивых и юных, породниться решили. Теперь тирахи – те же кохтэ, только масти другой немного. Но это недолго, смешаются быстро народы.
Угуры давно уж с кохтэ воевать боялись, хоть в прошлой войне и разгромили их безжалостно и беспощадно. Но теперь извивались, как змеи, юлили, как шакалы. Правая рука хана, полномочный посол кохтэ, несколько раз бывал в их землях и догадывался: неспроста все это. От угуров стоит ждать подлости. Война с ними неминуема. После того самого поражения в землях моров прошло больше двенадцати зим, задиристые соседи уже оправились, подняли головы, вырастили новых воинов.
Для того, чтобы победить, кохтэ нужна была поддержка, и вот посольство прибыло в Лисгородское княжество, самое дружественное и близкое. Добрые соседи – не в последнюю очередь благодаря тому, что когда-то сестру хана выдали замуж за местного князя.
Посол кохтэ был еще очень молод, по меркам лисгородцев – почти ребенок. Высокий, статный, с огненно-рыжей шевелюрой, он с любопытством в глазах оглядывался по сторонам, разглядывая добротные дома и широкие улицы.
Город был красив, могуч. Широкая каменная стена, дозорные башни, прочные ворота, окованные медью и железом. Дома – сначала деревянные, небольшие и близко стоящие, но чем ближе к центру, тем шире дворы и выше здания. В два этажа, какие-то и в три. Подклет каменный непременно, деревянные башенки и маковки, на окнах – ставни, крыши чешуйчатые, столбы возле высоких крылец резные.
Смешные у моров города, именующие себя Посадами, а то и целыми княжествами: есть Лисгород, есть Бергород, есть Волковский посад. Россомахоград, Рысье княжество. В каждом – своему зверю поклоняются, на флагах его рисуют, на ставнях да на заборах.
В Лисгороде, понятное дело, лисы везде. Посол решительно не понимал, что за зверь такой страшный – лисица. Маленькая же, хоть и хитрая. Но ведь не бер, не волк, даже не шакал. А вообще – страшнее человека зверя все равно нет.
А в середине города был словно еще один город: снова стены высокие, беленые, с зубцами и узкими бойницами. Четыре башни с круглыми острыми крышами, ворота красоты неописуемой: из дуба, наверное, обитые медными полосками, сиявшими на весеннем солнце так ярко, что глазам больно. Возле ворот – два стражника с копьями, да такого размера, что далеко не маленький кохтский посол почувствовал себя мальчишкой. В шерстяной дуплет одного такого стражника могло поместиться сразу три кохтэ. А если одного на плечи другому посадить, то, кажется, и все шесть.
Что ж, послы тоже не сеном набиты. Десяток отборных воинов, разодетых, как дети хана: кожаные доспехи, под ними – шелковые халаты, сапоги, расшитые золотой канителью да с набойками, чтобы по деревянной мостовой звонко, как конь, стучать каблуками. В сумках дары драгоценные для князя и новые торговые договора.
— И как они в таких домах живут? — пробормотал вполголоса один из всадников. Ответа он не ждал, но рыжий посол его услышал.
— Неплохо живут, я полагаю, — усмехнулся он. — Зимой им тепло.
— А когда надоедает? Не унести дом, не уехать.
— В другую комнату переходят, Ярох, ну что непонятного?
— Так это сколько же камня и дерева надо? — не унимался юноша, явно впервые выехавший так далеко от стана.
— Спроси лучше, сколько золота.
— Бессмысленная, варварская роскошь!
Рыжеволосый спрятал улыбку. Роскошь? Тут? Да Ярох просто дворцов драханов не видел! Вот где роскошь! Там посуда из чистого золота, и двери самоцветами украшены, а полы до того белоснежные, что по ним страшно ходить в сапогах. А здесь… Дома добротные, теплые, но и все. Для больших семей, видимо, строятся.
Подъехали к внутренним вратам, снова вытащили грамоты, заверенные личным знаком Великого Хана. Посол, наблюдая за тем, как внимательно стражник разглядывает лист пергамента, заподозрил, что тот читать не умеет, только разглядывает красивые завитушки. Что ж, печать хана с конем и всадником с луком узнать должен.
— Кохтэ, — наконец, догадался стражник, улыбнулся вдруг широко и искренне и на кохтском поприветствовал гостей. — Высокого неба вам, проезжайте.
— Темных ночей, — не мог не улыбнутся посол. И же по-моревски добавил, — И обильных урожаев.
Прием радовал. Столько лет прошло со времен правления князя Матвея Вольского, а кохтэ все еще не забыли тут. Помнили, как видно, и то, что в трудные времена степняки пришли им на помощь — как братья. В то лето посол был совсем на других берегах, все веселье он пропустил, но не жалел. Там, где он плавал, тоже было немало приключений.
Княжеские палаты радовали глаз строгими формами и новенькой черепичной крышей. Послов ждали. Нынешний князь, Яромир Кузнец, посольство встречал уже во дворе, со свитою и женой своей — некрасивой веснушчатой женщиной неопределенного возраста. Некрасота ее была даже не в высоком росте, рыжих бровях и остром носе уточкой, а в плотно сжатых губах и ледяном взгляде прозрачных голубых глаз. Все выражение ее лица говорило о том, что уж она-то гостям вовсе не рада. Странно, когда это степняки успели ей насолить?